Я могу продолжать так очень-очень долго. Могу спросить об уровне пыли в воздухе городов и как это влияет на вероятность инфекционных осложнений после трансплантации костного мозга… Но это же личное письмо. К чему все это здесь?
Давайте попробую кратко, вот прямо совсем только о ВМП.
В августе 2011-го мне в РОНЦе начали вторую линию химиотерапии. Это ВМП. Только эта ВМП заканчивается еще одной ВМП – трансплантацией костного мозга от самого себя. Квоту на первую ВМП получить легко. Вторая должна начаться в чистом боксе в срок не более недели после завершения первой. Так вот получить вторую – очень сложно. Во-первых, таких много меньше, во-вторых, они глупо распределены по регионам, в-третьих, там мало квоты – нужен еще чистый бокс больницы. Люди ездят делать ТКМ из Москвы в Питер, из Самары в Екатеринбург и так далее – просто чтобы поймать квоту и бокс (!). Мне вот первую ВМП сделали в РОНЦе, после чего я в состоянии, оставляющем желать лучшего, вынужден был прописаться у бывшей тещи в Самаре, чтобы умудриться “схватить” там вторую ВМП и чистый бокс (мне очень повезло с бывшей тещей, как вы можете догадаться). И мне сделали там трансплантацию! В тысяче километров от места, где к ней готовили. Как вы догадываетесь, без бабушек и дедушек.
Но интересней было дальше. Через месяц – как только я чуть восстановился – меня выписали. В Самаре наблюдать меня некому – естественно. И жить негде. И я следующим же днем полетел в Москву. Прилетел я уже с лихорадкой. И на утро вызвал участкового, при температуре 39 °C, кашле и куче иных признаков, требующих госпитализации. Участковый на сообщение, что я после трансплантации, сказал так: “Я не знаю, что с вами делать. Могу выписать больничный”. Я позвонил в РОНЦ на личный сотовый врача и спросил, могут ли они меня госпитализировать. Не могут – потому что лечение в РОНЦе проводится только по квотам, которые надо еще получить. Я спросил: кто меня может госпитализировать? Мне сказали: надо в онкогематологическое отделение городской больницы. Для этого надо закрепиться за поликлиникой, пройти прием участковых, местного гематолога, он должен дать направление, после чего, если будут места, меня положат. Я описал врачу свое состояние и спросил, можно ли это сделать по “скорой”. Врач РОНЦа сказал мне, что ни в коем случае – потому что “скорая” отвезет меня в ближайшую инфекционку и там я точно умру, учитывая состояние после трансплантации. Я спросил, что мне сделать, чтобы выжить. Высокотехнологичный доктор ответил: срочно, как угодно, сделай гематологический анализ крови и перезвони мне. Я срочно сделал его как угодно за деньги и перезвонил. Назвал параметры. Когда дошел до тромбоцитов на уровне 10 единиц, врач сказал мне: “Ты в состоянии, угрожающем жизни, тебе срочно нужны переливания крови, внутривенные дозы антибиотиков и противогрибкового, тебе нельзя вставать с кровати. Мы не можем тебя госпитализировать, «скорая» не может, в больницу нормальную ты не попадешь. У тебя есть кто-то, кто сможет колоть в вену?” И я сказал, что уже все умею сам и что буду колоть сам. Мы согласовали список лекарств, договорились о частоте созвонов. Моя жена носилась после работы по всей Москве, скупая дорогой (а главное, по паре пузырей на аптеку) максипим, а я собирал себе капельницы. Месяц я высокотехнологично и доступно лечил двухстороннюю пневмонию на фоне состояния после ауто-ТКМ на съемной квартире в Бирюлеве, лично своими руками. Вылечил. Этот факт много удивительней в моей биографии, чем то, что я выжил после септического шока в США, или что тысячи людей скинулись для моего лечения деньгами, или даже того, что мне вылечили инкурабельную лимфому. Кстати, это все про ВМП. В США врачи, увидев, что я между второй линией и ауто-ТКМ сменил город и клинику, удивились: “Зачем?! Это же очень опасно – вас не устроил РОНЦ?” Я тогда просто отшутился: “Это просто российская бюрократия”. Я им не рассказывал про последующие события – они бы в жизни не поверили, что так бывает. Но вам – в личном письме – могу.