Майя навострила уши, услышав голос Ричарда.
– Мекка… Там, несомненно, вопрос еще и в работорговле, – сказал он с сухим смешком и в ответ на возражения собеседников иронически добавил: – Да-да, можете считать это варварством. Но разве мы ушли намного дальше? Вспомните только о кокетливой охоте западных женщин на мужа! Кто они, если не рабыни, ждущие того, кто предложит наибольшую цену… – Окончание его речи утонуло в бурной сумятице, потому что один из подвыпивших военных набросился на Ричарда с громкими оскорблениями, желая защитить честь глубоко оскорбленных представительниц прекрасного пола. Среди дам тоже послышалось шушуканье и возгласы, Ричард говорил достаточно громко, и до них долетели его еретические воззрения. Только Майя безмолвно и прямо сидела на месте, сдерживая закипающие ярость и стыд. Она взглянула на Бертона, которому успокоительно положил на плечо руку доктор Штейнхаузер, пока Ральф оттаскивал разбушевавшихся товарищей. Ричард все продолжал смеяться, хотя загадочные глаза ничего не выражали. По одному взгляду Майя поняла: он сказал это, чтобы ее задеть.
Праздничное настроение – если оно вообще было – окончательно испортилось, и вскоре общество начало расходиться кто куда, к баракам и бунгало или обратно в город.
По дороге домой Майя с Ральфом не произнесли ни слова, продолжали они молчать и в бунгало – Ральф навзничь повалился на кровать, а Майя переоделась в ночную сорочку. Только когда она встала перед маленьким зеркалом, висящим в углу над стулом, чтобы вынуть шпильки из подколотых волос, Ральф приподнялся, широко зевнул и прервал тишину.
– Неприятный человек, – заметил он, с грохотом сбрасывая с ног сапоги.
– Кто? – уточнила Майя, хотя в этом не было нужды.
– Да Бертон. Капитан Бертон – смешно слышать! Можешь представить такого на казарменном дворе? Я не могу, – неприязненно рассуждал Ральф, одновременно пытаясь справиться с золотыми пуговицами на мундире. – Уверен, в Бомбее все очень рады, что им удалось избавиться от этого дармоеда, лишенного всяких понятий о дисциплине и приличиях. Лучше уж пусть корчит из себя путешествующего писателя – с его, как говорят, двенадцатью языками такое амплуа подойдет куда больше! Оутрэм тоже ни во что не ставит этого любимчика Напира, равно как и самого этого мошенника губернатора. Как позорно для армии и Англии повел себя Напир при покорении сикхов! Одно дело твердая рука, но совсем другое – жестокость. «Дружелюбие после порядочной трепки – так можно приручить самых отъявленных дикарей», – объяснял он свою политику. Неудивительно, что Оутрэм высказался против их африканской авантюры. Пусть рискуют своими шеями, если им так хочется! Возможно, Спика будет жаль, он показался мне славным парнем, – но только не заносчивого глупца Бертона! – Ральф сердито швырнул мундир на пол, выбрался из подтяжек и остался сидеть на краю кровати. Майя перехватила в зеркале его озадаченный взгляд.