За пару сотен миль от английского гарнизона этим вечером тоже собрались мужчины, тоже пили и обсуждали положение дел. Они беседовали о вольной гавани Адена, Оутрэме, Гайнсе и султане Лахеджа. Но вместо джина пили пряный чай, а говорили не на английском, а на арабском.
Дворец султана Ижара представлял собой длинный, сложный комплекс зданий и хранил память о предках султана Салиха ибн Мушина аль-Ижар. Поколение за поколением, с приумножающимся богатством пристраивались все новые внутренние дворы и покои. В их ядре еще было узнаваемо изначальное назначение постройки: неприступная крепость на страже богатств страны и дорог, по которым их развозили в соседние султанаты и гавани побережья. Вид с башен Ижара открывался на все стороны света и все контрасты Аравии: на юге и западе громоздились горы и скалистые плато, на севере начиналась пустыня Рамлат эс-Сабатайн, отрог огромной Руб эль-Хали. Напротив, на востоке, простирались плодородные земли, питающие Ижар, речные русла и бассейны в период дождей давали достаточно воды для полей и садов, превосходного скота и поддержания жизни в суетливых городках ремесленников. Этого было достаточно для того, чтобы Ижар мог вывозить большую часть урожая и изделий в обмен на звонкую монету: яркие хлопчатобумажные ткани тонкой работы, вышивку и искусные поделки из серебра, которыми так славился Ижар.
Но вид с башен больше не радовал сердце султана Салиха. Серьезные заботы тяготили его, убавляли гордость за охваченное взглядом государство и придавали ей горьковатый привкус. Нет, в Ижаре никто не голодал, слава Аллаху! Но благосостояние, обеспеченное торговлей, убывало с каждым годом. Виноваты были англичане: они перетянули в Аден всю торговлю Южной Аравии.
Новый султан Лахеджа прежде всего надеялся на финансовую прибыль от британского поселения в Адене, но присутствие англичан должно было повлечь за собой и выгодную торговлю с Индией. Ведь почти все ведущие в Аден караванные маршруты Аравии проходили через территорию Лахеджа, за исключением узкой полосы побережья на территории Фадли. Султан действительно проявил тонкое чутье, потому что город переживал быстрый экономический подъем, и не в последнюю очередь благодаря постоянно растущему гарнизону. Солдат нужно было обеспечивать продовольствием, и они хотели тратить на что-то свое жалованье. Торговля процветала: в меньшей степени благодаря драгоценному ладану, специям, шафрану и перцу, но больше за счет угля, скота, хлеба, кормов для животных, фруктов, овощей и в первую очередь – кофе. На кофе французские купцы набрасывались не менее жадно, чем американские и египетские. Сколь пустынным был полуостров, столь плодородны лежащие за ним земли, возделанные с помощью хитроумной древней системы орошения. Поэтому Лахедж греб деньги, установив высокие таможенные пошлины, а когда в 1850 году Гайнс еще и решил объявить Аден вольной гаванью, где не нужно платить налога, преимуществ только добавилось: конкурирующие гавань Шукры в султанате Фадли и гавань султаната Акраби, находящиеся в непосредственной близости, вышли из игры. В некотором роде Аден стал торговой монополией всей Южной Аравии, а султану Лахеджа достались еще большие пошлины, кроме того, он одержал триумф над заклятым врагом Фадли и укрепил связи с англичанами. Растущее благосостояние Лахеджа и Адена нигде не проявлялось столь явно, как на рынках и в магазинах города.