— Да.
— В чьем отделении?
— Сестры Драммонд.
Сесилия ничем не дала понять, что знакома с сестрой, и не выразила недовольства, что сестра работает в той же больнице, где работала она. В глаза бросилась еще одна явная перемена, произошедшая в Сесилии: прежде она разговаривала с младшей сестрой по-матерински снисходительно: «Сестренка, малышка…» Теперь от снисходительности не осталось и следа. Резкость ее тона удержала Брайони от вопроса о Робби. Она сделала еще шаг вперед, оставив, однако, дверь за спиной открытой.
— А где работаешь ты?
— Неподалеку от Мордена, в НМП.
Госпиталь неотложной медицинской помощи, военный госпиталь, видимо принявший на себя основной удар эвакуационной волны. Слишком о многом нельзя было говорить и спрашивать. Сестры смотрели друг на друга. Хотя вид у Сесилии был помятый, как у человека, только что вставшего с постели, она оказалась красивее, чем помнила Брайони. Ее удлиненное лицо всегда было необычным, несколько лошадиным, как говорили все, даже ее искренние почитатели. Теперь оно выглядело откровенно чувственным, видно, благодаря пламенеющему бутону сочных губ. Глаза, казалось, стали более крупными и темными — быть может, от усталости. Или от печали. Тонкий длинный нос с трепетными ноздрями, точеные черты. Лицо было неподвижным и напоминало маску. По нему трудно было что-либо понять. Новый облик сестры усугубил неуверенность Брайони и сделал ее еще более неуклюжей. Сидевшая перед ней женщина, которую она не видела пять лет, казалась почти незнакомой. С ней Брайони ни в чем не могла быть уверенной. Она старалась найти какую-нибудь новую, нейтральную тему, но в голову не приходило ничего, что не затрагивало бы деликатных предметов — тех, о которых все равно рано или поздно придется говорить. Только потому, что молчаливое разглядывание друг друга становилось невыносимым, она наконец спросила:
— У тебя есть известия от отца?
— Нет, — сказала Сесилия, как отрезала, из чего следовало, что его письма ей не нужны и, даже если бы они были, она не стала бы на них отвечать. Тем не менее поинтересовалась: — А у тебя?
— Недели две назад получила записку.
— Ладно.
Тема была исчерпана. Помолчав, Брайони сделала еще одну попытку:
— А из дома?
— Нет. Я не поддерживаю отношений с ними. А ты?
— Мама пишет время от времени.
— Ну и какие у нее новости, Брайони?
Интонация, с которой был произнесен вопрос, и это нарочитое обращение по имени прозвучали издевательски. Призвав на помощь всю свою сообразительность, Брайони догадалась, что сестра считает ее предательницей.