— Ты что творишь, Граф? Вообще офонарел?
Смотрел на него, на его грудь, вздымающуюся от глубоких вздохов, руки, которые подрагивали от желания дать сдачу, и понимал, что на на меня все по новой накатило. Пришел в себя? Вот теперь поговорим. Я толкнул его в сторону стены, и он, отодвинувшись на несколько шагов, повертел головой, словно разминая, то в одну сторону, то в другую, молчал. Выжидал, сжимая челюсти и еле удерживаясь, чтоб не двинутся на меня.
— Это ты у нас, бл***, творишь. Ты! — толкая его в грудь. — Какого хрена тебе все это было нужно? — в миллиметрах от его лица.
Он прищурился, и отталкивая мои руки, ответил:
— Я что-то не понял, а ты тут каким боком? Мы сами разберемся…
— Ты уже наразбирался… Я видел, бл****, как ты разобрался… Никогда не думал, что моя сестра может выглядеть как уличная девка…
В его газах загорелся лихорадочный блеск, а руки сжались в кулаки. Наконец-то… Реагирует. Задело… видно, что задело, даже желваки заходили от злости. Вот то, что мне было нужно. Не получится, Макс, отмахнуться.
— Ты, Граф, за словами-то следи…
— А что, брат, правда не по зубам? Или ты девку в рваном платье, которую не соизволили даже домой привезти, по-другому назвал бы?
— Я не собираюсь с тобой это обсуждать… Это наши дела…
— Дела ваши, а приехала она ко мне. Не она приехала, а тень ее. Какого хрена ты к ней полез? Знал же, что вышвырнешь… знал, что сломаешь… — отпустил его, отнимая руки, и на несколько секунд замерев, не разрывая зрительный контакт, продолжил, — Макс, неужели ты такая мразь… черт… как я мог в тебе так ошибаться…
Он присел на корточки, упираясь о стену и, сжав пальцами переносицу и вытащив из кармана промокшую зажигалку, из которой так и не удалось высечь искру, со вздохом сказал:
— Вышвырнул… потому что надо так… Граф, не лезь в душу… Так надо… и все тут…
У него даже голос осип, и звучало в нем что-то… сожаление? Горечь? Он голову в сторону отвернул, чтоб в глаза не смотреть.
— Граф, как она?
Этот вопрос… такой простой и банальный, только прозвучал он иначе. Это не интерес, не дурацкая дежурная фраза, просто ему не все равно. И осознание этого — как глоток воздуха. Что не ошибся. Что не плевать ему, что сидит, заливается алкоголем, потому что хреново. Потому что на душе мерзко. Об этом не нужно было говорить — это чувствуешь, читаешь между строк обычных на первый взгляд слов. Каждый проживает свое горе, как умеет, как жизнь научила. Его поведение, то, как сдерживался, молча принимая удары и злые слова — мне все вдруг стало понятно. Молча признает, что не прав, что влип по самые уши, и ее за собой потащил.