— И так ничего не изменится! Они будут приходить и рвать на части, а потом дарить конфеты и пирожные, ленты и заколки, иногда кукол и деньги. Ничего не изменится. Убирайтесь вон.
Я судорожно сглотнула, а сердце забилось быстрее. Куклы… заколки… Девочки иногда получали такие подарки. После того, как…
Я встала со стула и сделала пару шагов к ней.
— А иногда они дарят новые платья, обещают, что это больше никогда не повторится, и если ты никому не расскажешь, то у тебя будет много новых платьев и вкусной еды… — все так же тихо, но она перестала всхлипывать и теперь смотрела на меня расширенными глазами, полными слёз.
— Откуда вы знаете?
— А еще они всегда приходят ночью. Ты лежишь в своей кровати, укрытая с головой и слышишь шаги по коридору, думаешь: «Пусть это не за мной. Пусть сегодня кого-то другого.» А утром… утром ненавидишь себя, когда одна из вас приходит с пустыми глазами, в которых отражается желание умереть. Иногда ты прячешься под кроватью, сжимая пальцами вилку или нож и прикидываешь, как сильно сможешь ударить, когда тебя схватят… И иногда ты думаешь, насколько сильно ты ударишь саму себя, чтобы больше не мучиться.
Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и я видела, как дрожит ее подбородок
— Они увели тебя, да? Пришли ночью и увели, а все молчали и так же трусливо прятались, делали вид, что спят.
— Уходите! — прошептала она, и я видела, как в полумраке блестят ее мокрые от слез щеки.
— Они били тебя. Он бил. По голове… или головой о стену, когда…
— Уходите. Немедленно уходите!
Но я не ушла, я села рядом с ней на кровати и резко прижала ее к себе. Очень сильно и грубо, к своему плечу, поглаживая по голове, она вырывалась, а я держала, пока она не затихла.
— Я была там… Я слышала, как они приходят… Я считала тех, кто не вернулся. Мы больше не будем молчать. Слышишь? Мы должны рассказать и уничтожить их всех. Я могу помочь тебе! Сейчас уже могу. Ты только не бойся больше. Главное — не молчи.
Она не вырывалась, только сильно вцепилась в мои плечи, до боли. А мне казалось, я уже и не с ней говорю, а сама с собой.
— Мы заставим их пожалеть об этом. Посадим каждую мразь за решетку. Каждую, кто считает себя в праве нас калечить, а потом дарить кукол и конфеты. Ты только не молчи больше. Я утром расскажу Наталье Владимировне, и мы придумаем, что делать дальше. Никто не позволит тебя обидеть. Ты мне веришь?
Я гладила ее по голове и смотрела в темноту, думала о том, что и сама трусливо молчала годами, что за все это время ничего не сделала и ничего не изменила. Сбежала от этих страхов и решила, что больше никогда не столкнусь с ними лицом к лицу. Я обрекла остальных на тот же Ад, но уже после меня.