Позавчера днем Доббс видел с горы паровозный дымок: это бежал по долине поезд. Значит, до станции не особенно-то далеко.
21
Доббс выступил из лагеря даже раньше намеченного. Кара-ран двигался довольно неплохо, особенно когда набрал ход.
Животные были сговорчивее, чем вчера: не приходилось так часто останавливаться, и вдобавок часть пути они уже знали. Тем не менее один из ослов вырвался и убежал, и вернуть его Доббс не сумел. Пришлось на эту потерю махнуть рукой, не то опять ушло бы бог весть сколько времени. Во время бегства осла тюки раз за разом бились о деревья, ремни порвались, и осел убежал без поклажи. Доббс заставил себя разложить содержимое тюков по другим мешочкам. Осел в конце концов последует за ними и к вечеру добровольно прибьется к каравану.
Теперь Доббс почти постоянно мог видеть железнодорожную линию. Дорога полого вела вниз, все время вниз, в долину. Он без труда добрался бы в тот же день до станции Чинакатес или Гвадемале. Но в этих крохотных деревушках он со своим караваном тем более обратил бы на себя внимание, что был совершенно один. Его просто не могли не заподозрить. Кроме того, в таких мелких селениях ему никогда не продать ослов, инструмент и другие предметы. А продать их нужно, чтобы купить билеты и оплатить провоз багажа.
У него все-таки не оставалось другого выбора, как окольным путем добираться до Дуранго — там он свои дела обделает незаметно. Итак, еще добрых два дня пути. Или даже три. Эх, знать бы, жив Куртин или мертв! В конце концов почему бы счастью хоть изредка не оказаться на его, Доббса, стороне…
Устраиваясь вечером на отдых, он чувствовал себя увереннее, чем два предыдущих дня. Нет, тогда его не совесть тревожила. Скорее это было то самое уныние, которое овладевает человеком, когда он не доведет свое дело до конца или выполнит работу недостаточно хорошо. А в данном случае «недостаточно» — даже слишком мягко сказано. Вот и приходится расплачиваться. Отсюда и неуверенность. Надо было размозжить Куртину череп, вонзить ему нож в сердце и без всяких промедлений закопать. Это была бы доведенная до конца работа, которая принесла бы истинное спокойствие и удовлетворение. Еще в детские годы его учили: «Делай свое дело безукоризненно и никогда его не откладывай!» А когда дошло до крайнего случая, он ничего безукоризненно не сделал, последней точки не поставил, отложил…
Тут ленивой рысцой прибежал отставший днем осел, вернувшийся теперь к своим приятелям, и стал пастись рядом с таким равнодушным видом, будто он исчезал куда-то всего минут на пять, а не плелся целый день вслед за ушедшим караваном на расстоянии нескольких миль.