Совместный труд, общие заботы, общие надежды, общие разочарования, связывавшие этих троих мужчин в течение месяцев, прожитых вместе, должны были — если верить премудростям социологии — сделать их друзьями. Их как товарищей по оружию связывала почти что «фронтовая дружба», подобная той, что возникает на войне. Сколько уже раз случалось, что Говард спасал жизнь Доббсу, Куртин Говарду, а Доббс Куртину. Чего только не бывало! И каждый был в любую секунду готов помочь другому, жертвуя «своими костями» и даже собственной жизнью, лишь бы вытащить свалившегося в пропасть. Каких только случаев не было! Однажды подпиленное дерево повалилось слишком рано, и Доббс принял удар на свое плечо, не то оно размозжило бы голову Куртина. Ну и вид был потом у того плеча!
— Это у тебя здорово получилось, Доббс, — сказал Куртин.
И только. А что еще сказать?
Две недели спустя обрушилась земляная штольня, когда внутри был Доббс, и Куртин вытащил его оттуда, хотя над ним самим нависла тяжелая укосина каменистого грунта, которая в любой момент могла рухнуть и погрести под собой Куртина. Случись это, Говард, пробивавшийся в штольню с другой стороны, в любом случае опоздал бы с помощью. Он бы даже не догадался, куда подевались его товарищи.
В подобных случаях лишних слов не произносилось. Это стало как бы негласной службой, которую каждый взялся отслужить другому. Но служба эта и взаимопомощь не сблизила их. Друзьями они не стали. И не стали бы друзьями, довелись им хоть десять лет спасать жизнь друг другу.
Каждый вечер, еще при свете дня, добыча тщательно оценивалась, делилась на три части, и каждый забирал себе свою. Так оно сложилось с самого начала как бы само собой.
— Лучше всего, если мы будем делиться вечером, после работы, и каждый возьмет свою пайку себе, — это предложил Куртин на второй же день недели, когда работа начала приносить прибыль.
— Тогда по крайней мере мне не придется быть вашим казначеем, — сказал Говард.
Оба молодых сразу вскинулись:
— Мы не договаривались, что все добро будет на твоем попечении, ни словом об этом не упоминали. Это еще большой вопрос, доверили бы мы его тебе.
— Вы случайно не свихнулись? — рассмеялся Говард.
Обиженным он себя не чувствовал. К таким перепадам в настроении он привык и не нервничал по пустякам. Добродушно сказал им:
— Просто я подумал, что из нас троих самое большое доверие вызываю я.
— Ты? — вскричал Доббс. — А мы кто такие? Бежавшие каторжники, что ли?
А Куртин добавил:
— Откуда мы знаем, какую жизнь ты прожил?
Но хорошее настроение не покидало Говарда.