подобает? – он горделиво вздёрнул голову, обжигая народ взглядом, и зло рванул косу.
Ламита, вскрикнув, упала на колени, чтобы не сломать себе шею. На искажённом от
боли и покрасневшем от слёз лице застыли страх и мольба о пощаде.
– Так вот и вспомни, что ты Защитник, а не лиходей! – выпалил статный
белокурый молодец, которого удерживали несколько деревенских. Лютобор – жених
Ламиты, первый парень на деревне: и в работе мастак, и побалагурить, разве что
уступал злому в драке Микору.
– На кого тявкаешь, щенок?! – прошипел Пасита, озверев от такой наглости.
– А я посмотрю, ты только со щенками да бабами – воин! – подался вперёд
Лютобор и мужики повисли у него на плечах.
Покраснели глаза Защитника. Закипел воздух вокруг. Протяжно завыла от страха
и боли Ламита. Брезгливо взглянув на неё, Пасита за косу вздёрнул девушку с колен и
отшвырнул в сторону. Та неловко упала, налетев на поленницу. Кира охнула и закрыла
лицо. Опорафий бросился к ногам Защитника, умоляюще протягивая руки.
– Прости его, господин Защитник, – примирительно начал он, – юн ещё. Глуп.
Кровь играет. Не ведает, что творит.
Не страшась гнева, подбежала к дочери тётка Парасья. Спешно подняла девушку
с земли, отряхнула сарафан и, поддерживая, тихонько отвела в сторону.
Хмурые мужики, играя желваками, медленно опустились на колени, потянув за
собой Лютобора. Тот глядел зверем, но последовал их примеру. Эх, ежели бы не был
Пасита Защитником, несдобровать бы ему. В Золотых Орешках отродясь слабаков не
водилось. За дубравой бы и прикопали, даром, что знатный. Тут и Излом рядом – ежели
чего, так местные и не при делах. Суровы нравы в Приграничье. Суровы, но
справедливы.
Защитник, сменил гнев на относительную милость и унял лютый огонь в глазах.
– Плетей ему для науки! Девку – в избу! – скомандовал он.
Прихвостни направились к дрожащей, как осиновый лист, Ламите. Оттолкнули в
сторону Парасью. Та, не удержавшись на ногах, так и села на землю. Пасита взошёл на
крыльцо и замер в ожидании, стоя в пол-оборота. Ламита плакала, но теперь
держалась гордо и прямо. Защитник же что-то надумал, вернулся к ней и поднял лицо
за подбородок. На высоком лбу кровоточила ссадина. Пасита брезгливо скривился.
– Пусть идет, – скомандовал он, – кликните Глашку.
Ламита, ещё не веря своему счастью, бросилась к матери, помогла подняться и
уткнулась в плечо, заливаясь горючими слезами. Пасита повернулся к Лютобору:
– Червь, повинись. Тогда я девку, может и оставлю в покое, а будешь
противиться… – Пасита не договорил, лишь зло многообещающе ухмыльнулся.
Лютобор, не ответил, только сжал крепче зубы.