2. Мы предостерегли иностранные державы и общественное мнение, что всякий шаг к признанию власти, не получившей народного признания, будет шагом против русского народа.
3. Мы сделали отсюда вывод, что никакие соглашения с этой властью узурпаторов не будут признаны русским народом.
4. Мы распространили этот вывод также и на те действия иностранных держав в ущерб России, которые были произведены во время отсутствия России в международном общении держав.
5. Мы исключили отсюда обязательства и долги России, принятые на себя прежней законной властью.
6. Мы признали в интересах российского населения, как естественное следствие снятия блокады, факт уже начавшейся торговли с Россией.
7. Мы осудили иностранную вооруженную интервенцию во внутренние дела России.
8. Мы установили метод добровольного соглашения с отделившимися от России при большевиках народностями и целью этого соглашения определили федеративный строй будущей России.
9. Мы приняли принцип национально-культурной автономии для народностей внутренней России, оградив в то же время права национальных меньшинств.
10. Мы поставили вопрос о судьбе и ограждении прав российских граждан вне России, об охране достояния России и проч.
В том же духе прозвучало и последнее перед закрытием Совещания слово Керенского.
Не «общий антибольшевистский фронт» создаем мы, а устанавливаем единое понимание целей, которые стоят перед русским народом. «Нам по пути со всеми, кто искренне признает великие заветы демократического строительства Мартовской революции Признание в полной мере народовластия, народоправства, – вот что объединяет нас... Мы пришли сюда и нашим единством здесь засвидетельствовали, что проходит ночь, что возвращаемся мы на путь здорового национального и государственного творчества, который приведет нас к свободе и социальной справедливости».
Одним из многих бремен, отягчавших совесть честных с собой политиков, была необходимость при всех обстоятельствах пользоваться непременно светлыми красками при изображении, если не настоящего, то по крайней мере будущего. Совещание членов Учредительного Собрания состоялось в самом начале двадцатых годов, в период расцвета русской эмигрантской жизни в Париже и, главное, – не утраченной веры в то, что всё худшее уже в прошлом, а впереди по-прежнему «огоньки», которые, совместно с «разумным, добрым, вечным», издавна пленяли воображение русских интеллигентов. Объективная обстановка и обязательная для политических лидеров психология не могли не оказать своего влияния. Отсюда и чрезмерный оптимизм Милюкова и Керенского, ни в какой мере не оправдавшийся последующими событиями.