— Но как?
— Очень просто. Она тяжелая была, железная, что ли. Такой по лбу схлопочешь — нокаут обеспечен.
— Я не об этом! Как они тебя увидели?
— Они волшебники, по крайней мере…
— …да-да, один из них… — встряла Лера.
— Вроде того, — пожал плечами Игнат. — А я не так чтобы много силы в заклинание маскировочное вкладывал. Тем более, они знали, что в квартире кто-то есть. В этом было их преимущество.
Лера удрученно помолчала. Ей было трудно смириться с тем, что друг так беспечно относится к своей безопасности. Но читать лекцию уже никаких сил не было. Чтобы хоть чем-то заняться, она стянула носки и вплотную занялась осмотром ступней. Ничего утешительного не высмотрела и продолжила допрос:
— Ты успел что-нибудь найти? Полезное, я имею в виду. Про неприятности я уже слышала.
— В квартире — нет. Но у нас есть амулет. Есть от чего отталкиваться. И… вот это. — Он достал из кармана блокнот.
— Это еще откуда?
— Пока мы с тобой препирались в переулке, я по карманам того мужика в спортивном костюме прошелся.
— Я видела. Шустро.
Игнат улыбнулся.
— Ну что, посмотрим?
* * *
Матвей пришел домой за полночь. Мать еще не спала. Она встретила загулявшегося сына в прихожей. Руки сложены на груди, лицо траурно-укоризненное, поза напряженная.
— Ты где был? Ты почему ушел, не сказав мне ни слова?
— Мама, прости, — ответил Матвей, думая о том, как бы пробраться в кабинет незамеченным и достать письма, о которых говорил Михаил. — Я больше так не буду.
Он снял ботинки, прислонил самокат к стене и отправился на кухню мыть руки. Мать следовала за ним.
— Где ты был? И… чем это пахнет от тебя? Матвей! Где ты шлялся?
— Бродил по городу, — честно признался Матвей. — А что? Мне уже тридцать лет, я вполне самостоятельный мужчина. Неужели я не могу уйти из дома без твоего согласия?
— Конечно, можешь, — обиженно поджала губы мать. — Ты все правильно сказал. Только у меня сердце разрывается от того, что я не знаю, где ты и что с тобой. Неужели так трудно предупредить? Чтобы я не волновалась, не пила успокоительное. Сейчас час ночи, Матвей! Я вся извелась!
Матвей по привычке виновато опустил глаза. А потом… ему вдруг стало противно. Он сам себе стал противен. Взрослый мужик, а ведёт себя как последний рохля.
— Мам, — сказал он как мог твердо. — Я спать пойду. И тебе того же советую.
— Матвей! Я еще не договорила!
— Мам, я устал. Давай завтра, а?
— Нет, я сказала, что мы будем говорить сегодня! Это нельзя так оставлять! Это неслыханно!
— Что нельзя, мама? — Матвей в упор взглянул на мать. — Почему нельзя? Я гулял, что в этом плохого?