— Борись, — приговаривал охотник, — только борьбой зверя и сдержишь. Себя вспоминай.
Он развязал веревки, освободив пленника. Тот сидел, обмякнув, расслабленно запрокинув голову. И только сам Итернир видел ту борьбу, которая шла в голове, с той частью, что звала забыть имя, жизнь и свой народ, что звала в лесную чащобу.
— Погоди… мужики, — проговорил он наконец, с трудом вспоминая слова, — эк меня… это… прихватило крепко.
С принцем все обошлось легче. Хотя, поначалу опасались, что вовсе не справятся, поскольку тот не реагировал ни на свое имя, ни на окружающих вообще. Но стоило Итерниру упомянуть о его благородных предках, как тот запальчиво закричал, расписывая их доблесть. И лишь увидев добродушно смеющихся спутников, обескуражено остановился. А мгновение спустя, хохотал и сам. Спутники его смеялись радостно и весело, потому что смеяться могут только люди.
На рассвете густой туман беспросветной белесой мглой спеленал все вокруг. Роса крупными каплями выпала повсюду, даже на людях, одежде, оружии. Подниматься и отправляться в путь пришлось в промозглой сырости.
Теперь они шли цепочкой за Риггом. Одному ему, и его богам было известно, как здесь находить дорогу. Неожиданно из молочной мглы выплывали прямо на путников седые исполины стволов здешних деревьев. Ненадежная сырая корка мха под ногами так и норовила прорваться на склизком корне. Корни деревьев здесь густо вылезали наружу, будто и не врастали в землю. Знай себе, стелились, чуть прикрытые землей, да цепляли путников за ноги.
Почва становилась все более влажной. Мох уже столь толстым слоем покрывал ее, что ноги утопали в нем по щиколотку. Все меньше становилось слышно птиц и зверей. А после все реже стали попадаться и те ели-гиганты, что лишали путников света в таежной чаще. Здесь их работу делал туман. А он и не думал рассеиваться, только деревья выпускал из себя все тоньше, корявее, облепленных мочалами мха.
Итернир с вечера еще был ошарашено притихший. Он не говорил ничего. Почти. Шел, погруженный в свои мысли, спотыкаясь чаще всех.
— Слушай, Ригг, — в конце концов, не выдержав, спросил он, — а ты-то как же, разве ничего не почувствовал?
— Как же не почуял? — пожал плечами тот в ответ, — только же я родился в лесах. А там кажный день возвращаться надобно. Да и тут слишком уж не праздное это гулянье, чтобы можно было волком по лесу промчаться.
— Ясно, что ничего не ясно, — вздохнул Итернир и обратился к Крыну, — а ты как же не озверел?
— Дак, я ж того… — озадаченно почесал тот в затылке рукой, с зажатым в ней принцевым тюком, — спал же я. Да и кабы не спал. Ведь эта… рази можно… когда ждут внизу-то?