Илларион Харитонов молчал, не поднимая глаз.
Растерянная Анна Шевандина, понявшая из этой перепалки довольно много, испуганно и недоуменно спросила:
— Но… к чему вы призываете?
Нальянов пожал плечами.
— Я не проповедник. Кто поставил меня к чему-то призывать, помилуйте?
Анастасия Шевандина обратила на сестру короткий взгляд и тихо заметила.
— Проповеди сегодня не в моде, Анна.
— Но как же? — Анна растерялась. — Ведь все ищут пути, чтобы освободить народ!
Нальянов вздохнул.
— Никакие рассуждения неспособны показать человеку путь, который он не хочет видеть.
— Что? Вы… о чём?
— Есть ныне забытая миром страшная формула: «Мир живёт немногими», — пояснил Нальянов. — Она несколько кощунственна, конечно, — с новым вздохом обронил он, — но мне она всегда нравилась. Огромное количество людей, увы, просто не знают, кем они являются и зачем живут. С ужасом вижу, что и боятся узнать. Им страшно наедине с собой. Их единение в любом учении — якорь спасения, и им нет разницы, что их объединит — революция или вышивание крестиком. Но те, в ком есть понимание себя и Бога — всегда будут отторгать стадные учения, и никогда не будут служить ничему, кроме Бога. Ну а все остальные… они пусть ищут пути освободить народ, который, кстати, никого из них ни о чём не просил.
— Но если вы отрицаете путь освобождения народа, то у вас должно быть… должна быть своя святыня… — Аннушка сбилась и растерялась снова.
Нальянов неожиданно улыбнулся и ответил даже ласково.
— Ну, жизнь без святыни, да, это первое бедствие человека, ведь земная жизнь имеет свой сокровенный и высший смысл, и он — не в повседневности мелочной суеты, это так. Он требует свободного признания и решительного предпочтения. Если же мы не признаём его и не ищем, то этот смысл ускользает от нас, и жизнь незаметно воистину становится бессмысленной. Но причина бессмысленности иных жизней именно в том, что люди живут так, словно жизнь бессмысленна.
— Так святыня, по-вашему…
— В том, что вечно, неизменно и преисполнено милосердия и любви. Терроризм, думаю, вы со мной согласитесь, не вписывается в эти рамки.
Но тут абсолютно не к месту вылез до сих пор молчавший жених Лизаветы и перебил Нальянова.
— Служение благу народа есть высшая и единственная обязанность человека, а что сверх того — опасная погоня за призраками. Все глупость, суеверие, ненужное и непозволительное барство.
Нальянов смерил старшего Осоргина ленивым взглядом, и, не отвечая, спросил у Дибича, как, по его мнению, распогодится ли к утру? Тот взглянул в окно и кивнул. Пожилая служанка внесла самовар и пироги. В разговор вмешался хозяин. Не согласятся ли Юлиан Витольдович и Андрей Данилович составить им компанию на выходные? Они хотят устроить пикник в Павловске в Старой Сильвии с холодными закусками, ветчиной, свежими сливками.