Он резко остановился, но не обернулся. Его кулаки сжались, а плечи поднимались и опускались. В этот момент Рид выглядел дико, даже опасно и, о Боже, сексуально. Дрожь пробежала по позвоночнику Люси, мурашки покрыли руки, но не из-за того, что холодный дождь колотил по ее коже и пропитал насквозь волосы. Даже разъяренный, он волновал ее и пробуждал самые низменные желания. И это ее пугало и огорчало одновременно.
Когда он повернулся и направился к ней с опасным блеском в глазах, Люси подумала, что, возможно, ей стоит уходить, а извиниться позже. Но Рид уже прижал ее к кирпичной стене. Она должна была извиниться или сказать хоть что-то, но слова не приходили ей в голову, она только смотрела на ту сторону Рида, которой она никогда не знала. Его животное поведение никак нельзя было назвать милым.
— Что, скажи мне, что в этом придурке тебя так привлекает?! — кричал он. — Серьезно, расскажи мне, пожалуйста, потому что, сколько бы я ни пытался понять тебя, я просто, черт возьми, не могу!
Привлекает? Если ее кто-то и привлекал, то это был Рид. Между ними должна была быть простая договоренность, ничего больше, чем уроки, как стать женщиной, интересной для некоего хирурга-ортопеда, с которым она потом жила бы долго и счастливо, имела партнерские отношения, основанные на взаимных интересах и профессиональном уважении. И что в итоге? Теперь она уже не понимала, чего хочет. Хотя это неправда. Мозг подсказывал, что ей нужен Стивен. Но ее тело и — о, ужас — сердце хотели только Рида.
Она тряхнула головой, волосы налипали ей на лицо. Горячие слезы потекли по щекам, но она надеялась, что они перемешаются с каплями дождя, и она не будет выглядеть так же жалко, как она себя ощущала.
— Что ты хочешь от меня услышать?
Его волосы, до этого уложенные вверх, потяжелели от воды, стекавшей с них. Его светло-серая рубашка, с расстегнутым воротом и закатанными рукавами, промокла и облепила мускулистое тело. Он подпирал руками стену сбоку от ее головы и наклонился к ней еще ближе. Он вперился в нее таким взглядом, что она не в силах была отвести глаза, и когда он заговорил, его слова резали как бритва:
— Когда я в тебе, ты тоже думаешь о нем, а, Люси? Может, ты мечтаешь, чтобы это был его член, а не мой?
Она сделала ему больно, задев ранимую его часть, которая была внимательным другом и нежным любовником. Та часть его, которая, прикасаясь к ее телу, боготворила каждый изгиб, чтобы потом перенести его на холст.
Но сейчас перед ней был Рид-боец, обороняющийся потоком грубых вопросов, чтобы залечить свои раны. Но, несмотря на резкие слова бойца, она видела за ними чувства художника. Впервые она осознала двойственность его природы.