— Сын мой, твое мужество и твоя вера очень порадовали меня.
— Не стоит говорить об этом, учитель.
Наступило молчание. Глубоко тронутый, священник громадным усилием воли поборол овладевающее им оцепенение.
— Я хотел сказать тебе, Джошуа, что, когда мы вернемся в миссию, ты получишь чалого пони.
— Учитель думает, что мы когда-нибудь вернемся в миссию?
— Если мы не вернемся туда, Джошуа, то добрый Бог даст тебе пони еще лучше, чтобы ты катался на нем на небесах.
Они снова замолчали. Потом Джошуа сказал чуть слышно:
— Я думаю, отец, что я, пожалуй, предпочел бы того маленького пони в миссии.
Громадные волны нахлынули на Фрэнсиса, оглушили его, погрузили в темноту…
Когда священник снова пришел в себя, они все опять были в пещере, поваленные друг на друга в одну мокрую груду. Он пролежал так с минуту, собираясь с мыслями, и услышал Фиске, который говорил с женой ворчливо-жалобным тоном, ставшим теперь для него обычным:
— По крайней мере, мы теперь вылезли из этой ужасной реки.
— Да, Уилбур, милый, мы вылезли из нее. Но если я правильно понимаю этого негодяя, то завтра мы снова будем в ней, — она говорила совершенно обыденным деловым тоном, словно обсуждала меню обеда. — Не будем обманывать себя, дорогой мой. Если мы все еще живы, то это только потому, что он хочет убить нас как можно мучительнее.
— И ты не… ты не боишься, Агнес?
— Ничуть. И ты тоже не должен бояться. Ты должен показать этим бедным язычникам и отцу тоже… как умирают добрые христиане из Новой Англии.
— Агнес… дорогая моя… ты мужественная женщина.
Священнику казалось, что он чувствует, как ее рука сжала руку мужа. Он был потрясен. Страстная жалость к товарищам, огромное беспокойство за этих трех людей, таких различных, но таких дорогих ему, охватили его. Неужели не было никакого выхода? Никакой возможности бежать? Отец Чисхолм напряженно думал, стиснув зубы, прижавшись лбом к земле. Часом позднее, когда в пещеру вошла женщина с блюдом риса, он встал между ней и дверью.
— Анна! Нет, не отрицай, что ты Анна! Неужели в тебе нет ни капли благодарности за все, что для тебя делали в миссии? Нет…
Она попыталась протиснуться мимо него.
— Я не пропущу тебя, пока ты не выслушаешь меня. Ты все еще дитя Божие. Ты не можешь смотреть на то, как нас будут медленно убивать. Я приказываю тебе именем Бога помочь нам.
— Я ничего не могу сделать.
В темной пещере невозможно было увидеть ее лицо. Но голос ее, хотя и угрюмый, смягчился.
— Ты многое можешь сделать. Оставь запор открытым. Никому не придет в голову обвинить тебя.
— К чему? Всех пони стерегут.