И еще одно. Ты упоминаешь книгу с девушками в воде. Возможно, речь идет об одном из самых главных сокровищ короля, Книге Чудес.
С нетерпением жду твоего следующего отчета. Надеюсь, зеленый шарф еще у тебя и ты носишь его себе на здоровье. Мне приятно думать, что его шелк ласкает твое нежное горло, особенно сейчас, когда дни все холоднее и холоднее.
Желаю доброго здоровья и прошу быть осторожной ради твоей безопасности.
Твой товарищ по службе его величеству,
Якоб Хорчицкий
– Ты на эти новости надеялась? – спросила Аннабелла, внимательно всматриваясь в лицо Маркеты.
– Даже не знаю, – отозвалась та. – Он боится за меня. Послушай, я должна поделиться с тобой секретом, который ты никому не можешь раскрыть.
Ведунья кивнула, и Маркета поведала ей о том, каким чудесным образом повлияло ее присутствие на поведение сына короля. Этот секрет, в равной мере пугающий и завораживающий, Аннабелла выслушала с необыкновенным спокойствием и до конца дня пребывала в задумчивом состоянии.
Глава 16. Монастырь Бедной Клары
Маркета так и не поняла, почему отец хотел встретиться с нею так рано на мосту. От их дома до замка можно было дойти за несколько минут: достаточно было всего лишь подняться по крутой мощеной дорожке.
Стоя на мосту, девушка смотрела вниз, на неспешно несущую свои воды Влтаву и темные тени прячущейся под мостом форели.
Пронзительный свист разрезал воздух, и Маркета повернулась – кто бы это мог быть? Вверху, в окне второго этажа, дон Юлий махал белым платком. Заметив, что она подняла голову, он перестал махать и указал на нее рукой.
Девушка растерялась, не зная, как себя вести. Ответить реверансом или просто склонить почтительно голову? А может быть, помахать в ответ? Но не сочтет ли сын короля такой жест оскорблением его высокого звания, непростительной дерзостью?
Дон Юлий разжал пальцы, и платок, трепеща, медленно опустился на берег реки, а точнее, на горку мусора.
Безумный пленник посмотрел на Маркету и засмеялся, указывая на белую тряпицу на кучке отходов – туда со стены замка выбрасывали объедки и сливали опивки. Резкий, гогочущий смех эхом разнесся по долине.
Дочь цирюльника отвернулась и снова уставилась вниз, зацепившись взглядом за форель, стойко державшуюся на месте вопреки течению. Сердце ее так сильно колотилось о ребра, что его стук отдавался в горле.
Со стороны улицы Латран до девушки долетел голос ее отца. Он быстро шел к мосту.
Маркета попыталась успокоиться, не показать, что разволновалась. Зикмунд выглядел непривычно серьезным и даже мрачным. Неужели он видел, как она переглядывалась с доном Юлием?