Карлос-Фелипе бросил на Томаса испепеляющий взгляд, и его холодные серые глаза на мгновение вспыхнули над хищным, орлиным носом.
– Должен предупредить, доктор, ваши реплики граничат с богохульством, – сурово заявил он.
– Только граничат?.. Ну, все равно еще рано! – махнул рукой медик. – А практики у меня нет. Герр Пихлер, не желаете ли эля на завтрак? Немного хлеба с сыром? Может быть, супа? Боюсь, это все, что мы можем предложить, поскольку наш рацион здесь довольно скуден. Нам всем приходится невольно подстраиваться под режим дона Юлия, хотя, видит Бог, я никак не могу понять, для чего это нужно.
– Обжорство – порок, – проворчал священник, – и оскорбление Господа, пострадавшего за грехи наши.
– Как и отсутствие милосердия и благодарности Богу за изумительную щедрость, – парировал доктор, щелчком пальцев подзывая стоявшего в коридоре мальчика-слугу. – Принеси-ка нам на завтрак хлеба, сыра, эля и еще чего-нибудь, что найдешь в кладовой. Пусть герр Пихлер знает, что мы радушные хозяева, а не жестокие тюремщики.
Иезуит насупился и что-то пробормотал себе под нос по-испански.
В юном слуге Зикмунд узнал одного из сыновей городского пекаря, Иржи, брата Катарины, с которой дружила Маркета. Он ободряюще кивнул мальчишке, и тот поспешил прочь по холодному коридору – на поиски еды и питья.
– Ну же, пан Пихлер, садитесь. Располагайтесь поудобнее, – пригласил гостя врач. – Уж и не знаю, почему вы до сих пор стоите.
Священник промолчал и даже не поднял головы.
* * *
Немного погодя Иржи притащил поднос со свежим ржаным хлебом и сыром, вдобавок к которым перед гостем поставили большую глиняную кружку с элем, укрытым кремовой шапкой подрагивающей над краем пены.
– Этого хватит? – спросил слуга, потупившись.
– Да, вполне. Но ты не уходи далеко – нам еще могут понадобиться твои услуги. – Мингониус коротко улыбнулся и махнул рукой. – Ступай!.. Угощайтесь, пан цирюльник, – продолжил он затем, обращаясь к гостю. – Сейчас я объясню вам наш план. Священник пожелал остаться и послушать обсуждение курса лечения. Видите ли, мы оба отвечаем за благополучие дона Юлия, но взгляды у нас разные. Наш великий король Рудольф одинаково приемлет научный и духовный мир, а потому и бремя ответственности возложил на нас обоих в равной мере. Я так полагаю, что из Праги уже отправлен посыльный с письмом, в котором мне позволено отворить юноше кровь.
– Кто вмешивается в дела Господа, тому не откроется слово Божье, – подал голос испанец.
– Уж не хотите ли вы сказать, что король Рудольф, правитель Священной Римской империи, есть обычный смертный? Если так, то ваши слова, как мне представляется, граничат с изменой и злоумышлением против его величества императора, – парировал Томас. – Может быть, вам следует произносить их шепотом в своих молитвах, по-испански и за крепкими стенами собора…