Я люблю этот город, но зима здесь слишком длинна.
Я люблю этот город, но зима здесь слишком темна.
Я люблю этот город, но так страшно здесь быть одному.
За красивыми узорами льда мертва чистота окна.
В. Цой.
Облака из иллюминатора казались смешными ватными комками, подвешен-ными в воздухе, а земля была поразительно красива. Теперь Иван понял, за что летчики любят небо: свысока не видно мусора на улицах, собачьего дерьма на тротуарах, и людей как будто нет, а ты летишь, и сам себе хозяин. Как птица. Не-бо вокруг огромное-огромное, земля гораздо меньше, и от этого лишь красивее. Кажется, что запросто можешь обнять ее всю: эти горы, леса и реки. Как бог. Ма-гия неба, блин.
Иван летел и не мог поверить, что все позади. Подъемы, отбои, поверки, весь этот кошмарный бардак, именуемый советской армией. Иван вспоминал и пе-ребирал в памяти лица, которые уже не увидит, и не жалел. Что ни было — все прошло, он выдержал и вернулся. Кому-то на радость, кому-то назло. И плевать он хотел на вторых.
Он не заметил, как заснул, и проснулся от объявления по громкой связи. Самолет заходил на посадку в Пулково. За иллюминатором повисла непроглядная ночь, внизу горели крохотные огни, и Иван поразился, как летчики что-то видят в этой темноте. Тем не менее, самолет уверенно снижался и вскоре коснулся коле-сами земли. «Дома!!!» — орал Иван про себя, и губы расплывались в невероятной ширины улыбке.
Спустившись с трапа, Иван глотнул влажный питерский воздух и улыбнулся капавшему дождю: пусть льет, родной, питерский! Там, за три тысячи километров, не бывает таких дождей, там светло и тепло, но Иван не стал бы там жить ни за какие миллионы.
С остальными пассажирами он съехал по эскалатору куда-то вниз и прошел через вестибюль и турникеты. Был пятый час ночи, автобусы не ходили, и Иван присел в зале ожидания, раздумывая, брать такси или ждать утра. Ждать не хоте-лось, и через две минуты Иван ехал по Пулковскому шоссе. Замелькал огнями Мо-сковский, такси свернуло направо и вот уже Апраксин. Родные края! «Неужели я не сплю, — думал Иван, не веря глазам, — неужели я на Невском? Я в Ленинграде, я дома!»
Белые ночи еще не начались, и в семь часов было темно. Через гулко раз-носящую звуки шагов арку Иван прошел во двор и остановился у знакомого ко-зырька. Постоял, дыша влажным, ни с чем несравнимым, особенным воздухом центра, и по истертым ступеням, не торопясь, поднялся на последний этаж.
Иван вставил ключ в замок и повернул. Невольно помотал головой, не веря, что не был здесь два года. Или целую жизнь? А может быть, всего ночь? И не бы-ло ни армии, ничего, все это только сон. Дикий страшный сон…