Он встал там, где нашелся каблук, покрутил ногой, явно соображая, как тот мог оторваться, заглянул вниз. Отошел назад, снова подошел…
Василий вдруг начал делать милиционеру какие-то знаки, которые тот упорно не замечал, будучи увлечен работой мысли. Я оценила толковость начинающего стража порядка, он мыслил правильно. Я сама представила такую же картину: женская фигура у самых поручней, ветер срывает с шеи шарфик, который улетает, она перегибается, пытаясь поймать.
Поручни не так низки, чтобы через них перевалиться, не имея рост Гваделупова или самого Проницалова, значит, ей помогли. Чья-то недобрая рука подтолкнула. Но тогда должен быть слышен всплеск и вообще звук падения?
Обдумать это не успела, Свистулькин потерял надежду быть замеченным милиционером визуально и подал голос:
– Вась… слышь? Товарищ Проницалов, я чего сказать хочу…
Тот не отозвался даже на товарища Проницалова. Я окликнула громче:
– Товарищ Проницалов, у свидетеля есть показания.
– У какого свидетеля? – наконец отреагировал Проницалов.
– Вот! – я ткнула пальцем в нетерпеливо топтавшегося на месте Свистулькина.
– Чего тебе?
Тот, не смея переступить определенную милицией черту, делал знаки, чтобы Проницалов подошел ближе.
– Я чего слышал-то… Вроде как баба, то есть женщина, смеялась сначала, а потом вскрикнула, и эта… плеснуло что.
– Когда?
– Дак ночью же.
– Где?
– Тута.
Может, Василий и имел идеальный музыкальный слух, но сообразительностью и прочим явно не страдал.
– А ты как тут оказался?! – почти возопил Проницалов, словно подслушав мои мысли.
– А я это… Меня на палубе ночевать оставили. На скамейке внизу спал. Вот и слышал.
– Ты почему раньше ничего не сказал?!
– Дак это… не спрашивали.
– Повтори еще раз, и толково.
– Ага. Я, значит, это… ну, я спать улегся там внизу. Почти заснул, потом слышу, вроде это… наверху, то есть тута, смеется кто. Ну, я чего… мне чего… я и повернулся на другой бок. Потом вроде вскрик и плеск.
– Сильный?
– Кто?
– Всплеск громкий? Ну, что упало-то?!
– Не знаю. Тут пароход загудел сначала встречный, потом наш откликнулся, я не слышал.
– А потом?
– Потом тихо было. Я заснул.
– Не посмотрев за борт?! Там же человек!
– Какой? – перепугался Свистулькин.
– Ты же сказал, что кто-то упал.
– Я посмотрел. Не было там никого.
Отчаявшись добиться от земляка толкового рассказа, Проницалов еще раз внимательно осмотрел место происшествия, вернее, преступления. Ничего нового. Забыв о том, что новенькая форма может помяться или испачкаться, он проявил недюжинное служебное рвение и лично облазил весь пароход от трубы до ямы с углем. Итогом явилось заявление: