Я смотрела на невезучего красавца, готового принять нас на борт, и гадала, кому пришло в голову переименовать дважды тонувший пароход в «Писарева».
– А что? – насторожился Тютелькин, услышав мое бормотание.
– Дмитрий Писарев утонул в Дубултах, купаясь в море.
Сказала и пожалела, поскольку режиссер пошел красными пятнами и снова схватился за сердце. Пришлось крепко сжать его запястье:
– Успокойтесь, я с вами, а мне гадалка нагадала долгую жизнь.
– Мне тоже, но, возможно, именно для этого следует остаться на берегу.
Положение спас Суетилов, он поинтересовался, почему мы стоим на берегу, когда положено давно быть на палубе. Услышав сомнения, фыркнул:
– Если бы я боялся садиться на каждый пароход, который шел ко дну, я бы давно утонул.
Заявление получилось исключительно нелогичным, но именно это убедило Тютелькина, что судьбу не обманешь, режиссер расправил плечи, глубоко вздохнул и с обреченным видом шагнул на сходни.
На «Писареве» кают первого и второго классов куда меньше, чем на «Володарском», потому часть труппы должна вернуться в Верхнепопинск. Почти все декорации отправили в Москву. Это дало повод Суетилову с Тютелькиным резко сократить сцены из спектаклей, увеличив концертные номера с песнями и танцами. Пока все складывалось удачно, если не считать убийства Любови Петровны, конечно.
Роскоши на пароходе было тоже меньше, – наверное, сказался ремонт. Но это к лучшему – обустройство кают и салонов оказалось менее помпезным, зато более функциональным. Я снова поселилась с Ангелиной Ряжской, вынужденной участвовать в сценах из спектаклей в качестве суфлера для Лизы.
Лизу разместили в каюте, соответствующей Приме-бенефициантке.
В первый же вечер, проходя мимо этой роскошной каюты, я невольно прислушалась. Нет, не показалось, в каюте раздавались всхлипывания. Наша новая Прима плакала!
Не спрашивая разрешения, я быстро вошла и сразу закрыла за собой дверь, дабы еще кто не услышал звуки, выдающие минутную слабость нашей новой Павлиновой.
– Лиза, что случилось?
Находились те, кто подобострастно называл ее Любовью Петровной, другие именовали Елизаветой Александровной, но для меня она все равно оставалась Лизой. Пусть воображает сколько угодно – от того, что заменяет Павлинову, она лучше не стала, напротив.
– Ничего.
– А слезы – это репетиция спектакля? Что-то не помню такой роли.
– Почему меня все вдруг невзлюбили?
– Лиза, один совет: играть Павлинову нужно только на сцене перед зрителями, понимаешь? Перед нами не сто́ит, мы знаем тебя другой – живой и нормальной. И еще. Не слишком верь многим комплиментам, это лесть. Любовь Петровна много трудилась ради славы, она свою известность заработала.