Все-таки хорошо чувствовать, как горит кровь на морозе! Вершину мы брали, карабкаясь по отвесным скалам и цепляясь руками.
На вершине бушевал ветер — трудно было стоять на месте. Топтались, держались друг за друга, отдирая леденевшие ресницы, смотрели вокруг — туманная дымка закрыла противоположный берег.
Всем хочется лететь. Обидно сидеть в полутора часах от Диксона. Мы слышим его. Мы переговариваемся с ним. Начальник острова Светаков сообщает нам, что для нас жарко топится баня. Мы уже мечтаем об этой бане. Громкоговоритель над нашим ухом то и дело кричит:
— Полярники мыса Желания приветствуют экипаж Молокова, с нетерпением ждут прилета на Диксон.
Единственное утешение: прекрасно работающая радиосвязь. Вчера в двенадцать часов по московскому времени радист Гольчихи Шелковников через рации Лескин и Диксон передал телеграмму «Правде». В пять часов того же дня мы получили ответ через Диксон. Радисты Диксона буквально ставят рекорды, стирая расстояние, пургу, непогоду.
Когда я дописывал эти строки, пришел Побежимов и заявил, что погода должна улучшиться. Ему верим больше, чем приборам и охотникам. Он нас никогда не обманывал. Посмотрим.
Все еще в Гольчихе! Мы уже знаем ее наизусть, — ее немногие домики. Шайтан-гору, чумы туземцев, флаг, болтающийся по ветру у метеостанции. Мы знаем всех здешних людей, их истории, жизнь, приключения. Юраки приходят запросто к нам в гости, сочувственно качают головой — птица большая, а лететь нельзя.
Сырые туманы утром. Такие же дни. Снег. Туман. Ждем. Пурга то поднимается, то стихает, но ясной погоды все нет и нет. Мутный горизонт.
Сегодня на Диксоне необычайный гость. Он приехал вместе с отцом с Енисея, с промысла Слободчикова, что в пятидесяти километрах отсюда. На нем большой дубленый полушубок и беличья шапка, сползающая на нос. Его зовут Михаилом Емельяновым. Он промышленник. Ему одиннадцать лет.
В этом году Миша подписал договор, настоящий охотничий договор. Он подписывал его, дрожа от волнения. По договору он обязался сдать четырех песцов, а также хорошо учиться грамоте. Таймыртрест дал ему ружье-дробовик и лодку, которую здесь называют «веткой». Отвели Мише специальный сектор — пятнадцать песцовых настей, расположенных в трех километрах от дома.
— Ну что ж, Миша, учись, привыкай, пригодится, — сказал ему уполномоченный треста, известный всему охотничьему Северу Пятницкий.
— Я постараюсь, — ответил взволнованный Мишка.
Так Миша стал промышленником, как и отец.
Спросите у Миши: «Хорош ли нынче год?» Он подумает и солидно ответит: «Не шибко хорош, надо бы лучше».