Серые глаза холодно глядят и смущают. Брови у ротмистра сходятся, на лбу две морщинки — жестокие, безжалостные.
— Вы это сказали!.. Именно это!.. Бесполезно отпираться... Да нас и не это, главным образом, интересует. Вы скажите мне, куда вы должны были отнести сверток? Куда?..
Две морщинки слегка разглаживаются, в голосе снова бархат...
— Никто, решительно никто, кроме меня, не узнает о том, что вы мне скажете. Понимаете: никто, никогда!..
— Я ничего не знаю... — глухо твердит молодой человек. — Это ошибка. Я ничего не знаю. Ничего не сказал...
Дверь возле круглой тумбы с чугунным всадником отворяется. Сутулясь, с заложенными за спину руками, входит старый, седой жандармский офицер. Ротмистр привстает. Стоящий у дверей Адамов вытягивается.
Старик брезгливо, но внимательно разглядывает допрашиваемого и, пожевав губами, спрашивает ротмистра:
— Ну, как?
Ротмистр встает и кривит губы злой усмешкой:
— Запирается. Путает, господин полковник, говорит глупости...
— А? — поднимает брови полковник. — Путает? Ну, что-ж, пусть пеняет на себя. Вы, я думаю, гуманничали с ним, пытались выпутать. Напрасно. Я запрещаю вам это! Слышите, Евгений Петрович? — Я запрещаю!.. Он не ребенок. Нет... Займитесь им, как всеми, и ведите дознание по всей строгости законов. Да... по всей строгости.
— Слушаюсь, господин полковник!
Ротмистр склоняет голову, потом быстро выпрямляется, строго и официально взглядывает на допрашиваемого и молча кивает жандарму Адамову головой.
Тот трогается с места и негромко говорит молодому человеку:
— Извольте идти...
Когда они оба выходят, полковник опускается в кресло и достает портсигар. Протягивая ему зажженную спичку, ротмистр весело говорит:
— Мальчишка готов. Через неделю вся компания будет у нас в руках...
Недели слагаются из неодинаковых дней. Солнце проходит свой путь каждый день в новом окружении.
В ясное утро был допрошен и отпущен обратно в камеру Сергей. В ясное же утро ротмистр, щупая наигранными по профессионально-сыщицкой манере глазами Никитина, иронически, язвительно спрашивал того:
— Разумеется, вы не знаете никакого Синявского? Конечно, он у вас не ночевал, он от вас ничего не получал и никаких конспиративных дел вы с ним не имели?..
Никитин угрюмо поглядывал на ротмистра и был спокоен. Это спокойствие тревожило ротмистра, но он сдерживался, старался казаться уверенным, игривым и много знающим. Но, чтобы угрюмый и почти равнодушный взгляд допрашиваемого не сбивал его с тона, ротмистр закурил папиросу и легонько гнал душистый дым в сторону Никитина.
— Разумеется... — не сбиваясь с тона, повторял он, — вам ничего не известно. Ну-с, а нам, между тем, доподлинно известны небезынтересные вещи... Например... Ротмистр многозначительно задержался и, затянувшись, выпустил красивое легкое кольцо дыму. — Например, о существовании некоей госпожи Маловой... Марии Ивановны. О члене комитета Маловой...