А по шоссе тянутся, чем ближе к ночи, тем гуще, люди, согнанные с родных мест, и нет сил смотреть на страдальческие личики детей, на шагающих через силу стариков.
Наскоро поедим, поспим (кажется, только уснул — уже: «Подъем!») и вновь с лопатами и кирками зашагаем от колхоза «Красная заря» к противотанковому рву, куда нас перевели на работу.
Мы радуемся, что земля здесь податливая. Теперь сержант, который находил преимущества при рытье окопов в каменистой почве, лукаво улыбается, перечисляя преимущества работы на мягких грунтах. Добрый и умный он человек, хороший агитатор, унывать нам не позволяет.
А военного инженера видим редко. Он почернел, вымотался: на нем огромный участок работ. Появится, улыбнется через силу, но тоже подбадривает:
— Друзья мои, а в Ленинске жизнь идет. Вот отобьемся — пойдем в кино смотреть «Фронтовые подруги» или «Профессор Мамлок». А то в музкомедию закатимся.
В этот вечер еду не привезли. «Мессеры» и «юнкерсы» налетают на машины, повозки. Нестерпимо хочется есть. Ворочаемся на тюфяках, лежащих на полу. Вдруг в темноте слышится голос Сашки Чеснокова:
— Жрать хочу. Пойду к колхозникам шамовку доставать.
— На всех? Тогда пошли, — поднимается Игорь.
— На всех не дадут, одному-двум перепадет.
— А остальные как же? — спрашиваю я.
— Вам что, легче оттого, что мы с Семеном будем голодные? — он кивает на приятеля, но тот делает вид, будто спит.
— Легче не легче, а один не пойдешь, — садится ка матрасике Ким. Он не знает, что такое Чеснок. — Не пустим.
— Кто это не пустит? — удивляется Сашка, самый сильный и нахрапистый в нашем классе, а пожалуй, и во всей школе. — Малявки учить будут. Расшибу! Кыш в угол! Сказал пойду, значит, все.
Я тоже встаю. Если Сашка заявится в колхоз один — это будет похоже на попрошайничество. Если придем к руководителям колхоза просить для всех, они помогут. В селе живут приветливые, добрые люди, да и краснозоринский колхоз богатый, с традициями, славится по нашей Московской области высокими урожаями.
— Не пустите, говоришь? — Сашка пружинисто становится на ноги и… оказывается перед нами тремя. Он выше меня, жердястого, крепче каждого из нас да и старше: в каком-то классе сидел два года. Но мы трое — коллектив, сила. Мы чувствуем свою правоту и молчаливую поддержку остальных.
— Если каждый будет только за себя, никогда войны не выиграем, неужели не ясно? — Это я, культурный и миролюбивый, тихий мальчик, стараюсь урезонить индивидуалиста, не довести дело до драки.
— Да бросьте со своими идеями, интеллигенты гнилые! Надоело! От них сыт не будешь, — Сашка прет на нас, но он уже колеблется. — Вы идейные, вы и голодайте тут, черт с вами, а я за жратвой.