— Я вам уже несколько раз звонила, — говорит Филипина. — Вы ничего не сделали, так что теперь через… — Филипина снова смотрит на часы. — Через десять секунд офис человека, о котором я вам твержу уже несколько месяцев, взлетит на воздух вместе с ним.
— Кто говорит? — слышит она взволнованный голос.
— Филипина, — отвечает Филипина.
Она кладет трубку и, отвернувшись, смотрит на здание.
Раздается мощный взрыв. В окнах на четвертом этаже виден столб пламени и густой дым, на соседних этажах вылетают оконные стекла. Все это длится какую-то секунду.
Филипина отворачивается и прячет лицо в ладонях.
Среди дыма, грохота, пламени мы видим лифт, камнем летящий вниз. Крик ужаса — и лифт со всей силы ударяется о бетонный пол, из которого торчат железные конструкции. Пыль…
На рассвете Филипину будит треск выламываемой двери. В квартиру врываются несколько мужчин в камуфляже. У них пистолеты, короткие автоматы, фонарики, и они моментально занимают квартиру, высаживая двери в ванную, кухню и комнаты.
Филипина в одной майке садится на кровати — у ее висков уже два пистолета.
— Не двигаться, — предупреждают девушку. — Ты арестована.
Они зажигают свет. Филипина хочет одеться. Пожалуйста, но в их присутствии.
Филипина надевает трусики, тянется к дверце шкафа.
— Нет, — ударом приклада мужчина останавливает ее руку. — Что тебе?
— Джинсы, — отвечает Филипина, и он одну за другой достает из шкафа нужные ей вещи.
Филипу лет двадцать, у него очень юное лицо. Он надевает полицейскую форму, явно впервые. Отец помогает завязать галстук и с гордостью смотрит на сына.
— Сними это дерьмо, — показывает он на часы.
Филип снимает с запястья цветной «Свотч». Отец идет в свою комнату и через минуту возвращается с изящной золотой «Омегой».
— Им двадцать один год, — сообщает он сыну. — Я завел их, когда ты родился — а погляди-ка … — он демонстрирует, как точно — секунда в секунду — идут часы.
Филип с благоговением застегивает совсем новый ремешок. Отец отступает на несколько шагов и оглядывает сына.
— Повернись, — просит он.
Филип поворачивается и мгновение стоит неподвижно — чуть слишком высокий и чуть слишком худой в этой первый раз надетой настоящей форме. Отец улыбается и тихонько, сам себе, говорит:
— Хорошо.
Решетка с лязгом открывается, и Филипина оборачивается. Она стоит у окна.
— На допрос! — охранник орет совершенно зря, потому что девушка и так уже идет к открытой массивной двери камеры.
В коридоре дежурят еще несколько вооруженных охранников. Тот, который пришел за Филипиной, звонко защелкивает на ее запястьях наручники.