— Отойдите на минутку, — сказал он Гаррисону, вяло махнув искалеченной рукой, — я хочу поговорить с этим человеком.
Гаррисон отошел на несколько шагов, и учитель попытался взять раненого за руку, но тот отстранил его жестом.
— Куда вы девали Кресси? — спросил медленно Мак-Кинстри.
— Я не понимаю вас, — пробормотал Форд.
— Зачем вы прячете ее от меня? — повторял Мак-Кинстри, с трудом произнося слова. — Куда вы ее девали, чтобы убежать с ней, после… после этого?
— Я не прячу ее! Я не собираюсь бежать с ней. Я не знаю, где она. Я не видел ее с тех пор, как мы расстались с ней сегодня по утру, — отвечал учитель поспешно, но с таким удивлением, что его не мог не заметить даже его слушатель, ум которого был омрачен болью.
— Это правда? — спросил Мак-Кинстри, кладя руку на плечо учителю и глядя ему прямо в глаза.
— Истинная правда, — с жаром ответил Форд, — как правда и то, что я не поднимал на вас руки.
Мак-Кинстри махнул Гаррисону и двум другим, которые были по близости, и сказал, когда они подошли:
— Ну, братцы, снесите-ка меня на мызу, а ему, — указывая на Форда, — дайте лучшего из ваших коней, пусть скачет за доктором. Я вообще не прибегаю к помощи докторов, но это нужно для старухи, — важно пояснил он.
Он умолк и, придвинув голову учителя, сказал ему на ухо.
— Когда я увижу, чья пуля, тогда я стану… спокойнее!
Мрачные глаза его многозначительно глядели на учителя, и тот понял намек. Он быстро вскочил на ноги, подбежал к лошади, сел на нее и поскакал за медиком, между тем как Мак-Кинстри, закрыв тяжелые веки, лишился чувств в ожидании того спокойствия, которое надеялся обрести вне этой жизни.
В числе различных сантиментальных глупостей, которые взрослые люди думают о детях, нет более нелепой и неверной, как успокоительная вера в детское глубокое неведение событий, среди которых они ежедневно вращаются, неведение мотивов и характеров людей, окружающих их. Случайные обмолвки enfants terribles ничто в сравнении с опасными секретами, которые скромный ребенок ежедневно узнает и глубоко таит в своем маленьком сердечке. Общество должно быть глубоко благодарно за этот такт и осторожность — качества, чаще встречающиеся в детях, чем во взрослых людях — и самый совершенный из светских людей мог бы поучиться у маленькой аудитории невозмутимости, с какой она выслушивает от взрослых ложь и наружно принимает, за нравственные и истинные, пустые фразы, которые сочиняются для обихода.
Поэтому неудивительно, что малолетняя колония в Инджиан-Спринге знала гораздо больше об истинных отношениях Кресси Мак-Кинстри к ее поклонникам, нежели сами эти поклонники. Конечно, это не выражалось словами — дети редко сплетничают в такой форме, как взрослые. Шепот, смех, часто кажущийся бессмысленным, передают от одного к другому известие, имеющее значение, а часто необъяснимый взрыв хохота, приписываемый взрослыми «животному веселью» — свойство гораздо менее свойственное детям, нежели воображают — является единственным выражением какого-нибудь открытия, ускользнувшего от проницательности взрослых.