Я услышала, как Малисса удивленно вздохнула. Обернулся даже Генрих, который отошел в сторону, чтобы не мешать разговору, и сейчас разглядывал горшки с петуниями.
— Для похорон? — переспросил он. — Вы же говорили про свадьбу…
— Я передумала. — Девушка легкомысленно пожала плечами. — Сначала хотела отправиться на свадьбу, а теперь решила, что мое настроение более подходит к похоронам.
Мы с Малиссой переглянулись. Затем я посмотрела на Генриха, и тот, пользуясь тем, что девушка стояла к нему спиной, повертел указательным пальцем в воздухе, намекая на то, что у нашей клиентки не все в порядке с головой.
Если честно, с куда большим удовольствием я бы попросила девушку пойти вон и больше не возвращаться. Да, она не скандалила и не грубила. Но мне почему-то до нервного спазма в животе не хотелось выполнять ее заказ. Ишь ты, определиться она не может, на свадьбу ей идти или на похороны.
— Ну что же, в таком случае могу рекомендовать вам гвоздики, — медленно протянула я. — Это традиционный выбор для столь скорбного события. Если усопший — мужчина, то у нас есть особый сорт с темно-фиолетовыми цветами. Можно сделать красивый контрастный букет…
— Усопшая — молодая девушка, — перебила меня клиентка. Скрестила на груди руки, окинула меня изучающим взглядом и добавила: — Примерно твоих лет. Светловолосая и сероглазая. Симпатичная такая.
Мороз пробежал по моей коже. Клиентка явно описывала меня, причем не особенно скрывая этот факт. Что это значит? Она намекает, что мне надлежит опасаться ее? Но мы не знакомы!
«Наверное».
Я постаралась не услышать этот опасливый шепоток разума. А еще мне очень не понравилось то, насколько легко и непринужденно девица начала мне «тыкать». Не приветствую я подобную фамильярность. Пусть она из города, пусть из богатой семьи, но это не дает ей никакого права обращаться ко мне, как с неотесанной деревенщиной!
— А из-за чего умерла ваша знакомая? — спросил Генрих. Подошел ближе и встал рядом, взяв меня за руку.
Я понимала, что такое проявление заботы с его стороны в этот момент было как никогда уместно. Он просто хотел выразить мне свою поддержку и защиту. Однако, увы, его прикосновение опять вызвало во мне какое-то непонятное внутреннее отторжение. Но я усилием воли заставила себя стоять спокойно, потому что понимала: если я высвобожу сейчас руку, то Генрих наверняка обидится, и обидится очень сильно. И у него есть на это все основания.
Глаза девушки вспыхнули неприятным огнем злорадства, будто она прочитала мои мысли.
Прочитала мои мысли… И опять мне стало как-то очень не по себе. Это ощущение, что стоит мне только немного напрячься, как я обязательно вспомню что-нибудь, начало уже порядком раздражать. И я предпочла сосредоточиться на настоящем, оставив все рассуждения на потом.