– Симыч, – сказал я тихо. – Ну а как же я буду распространять-то? Ведь ежели там все еще правят заглотчики, так они ж меня арестуют, а может, даже и расстреляют.
Это я высказал крайне неосторожно. Я еще не закончил фразы, а он уже побагровел, сжал кулаки и затрясся.
– Молодой человек! – загремел он так, что даже стекла задребезжали. – Стыдно, молодой человек! Россия гибнет! Прожорные заглотчики уже хрустят костями половины мира, нужны жертвы, а вы все беспокоитесь о себе.
Впрочем, видя мое смущение, он быстро сменил гнев на милость.
– Ну ладно, – сказал он, – ладно. Слабость духа это порок, который свойствен многим людям. А у тебя это потому, что в Бога не веруешь. Если б верил в Бога, то ты бы знал, что страдания укрепляют наш дух и очищают от скверны. И ты бы знал, что земная наша жизнь только временная прогулка, зато там отдохновение от всего и вечное блаженство. Подумай об этом. А сейчас езжай… Да, совсем забыл. Вот тебе записка. Возьми ее с собой тоже и там передашь кому нужно из рук в руки. Но не вздумай открывать и читать.
С этими словами он вручил мне плотный конверт с сургучной печатью. На конверте крупными буквами было написано:
БУДУЩИМ ПРАВИТЕЛЯМ РОССИИ
– Лео! – закричал он.
Тут же дверь отворилась, явился Лео, одетый попросту, в джинсах и в майке, которую американцы называют ти-шерт. На майке был изображен Симыч.
– Лео, – сказал Сим Симыч, кивнул на меня. – Он уезжает. Проводишь его до монреальского большака.
– Симыч, – сказал Лео довольно развязным тоном, а может, он пообедает с нами и потом поедет?
– Это не нужно, – решительно возразил Симыч. Пообедает в леталке. – Незачем время попусту тратить.
Утром следующего дня я вернулся в Мюнхен и письмо будущим правителям опустил в мусорный ящик. Но флоппи-диск оставил, сам не знаю зачем.
Не знаю, как у других, а у нас, у русских, принято прощаться долго и всерьез. Уходит ли человек на войну, отправляется ли в кругосветное путешествие, едет ли в соседний город в несколькодневную командировку или, наоборот, в деревню к родственникам, его провожают долго и обстоятельно.
Поэт сказал:…и каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг.
Именно так мы и делаем. Созываем гостей, пьем, произносим тосты за отъезжающих, за остающихся. Перед выходом из дома принято на минутку присесть и помолчать. А потом на вокзале, на пристани или в аэропорту мы долго целуемся, плачем, произносим глупые напутствия и машем руками.
У нас в доме было принято, что, когда кто-нибудь уезжал, мать не подметала полы до тех пор, пока от уехавшего не приходила телеграмма о благополучном прибытии на место.