Зина внесла на круглом блюде рыжую с правого и румяную с левого бока бабу и кофейник.
— Я не буду ее есть, — сразу угрожающе неприязненно заявил Шариков.
— Никто вас и не приглашает. Держите себя прилично. Доктор, прошу вас.
В молчании закончился обед.
Шариков вытащил из кармана смятую папиросу и задымил. Откушав кофею, Филипп Филиппович поглядел на часы, нажал на репетир, и они проиграли нежно восемь с четвертью. Филипп Филиппович откинулся по своему обыкновению на готическую спинку и потянулся к газете на столике.
— Доктор, прошу вас, съездите с ним в цирк. Только, ради Бога, посмотрите, в программе котов нету?
— И как такую сволочь в цирк допускают, — хмуро заметил Шариков, покачивая головой.
— Ну, мало ли кого туда допускают, — двусмысленно отозвался Филипп Филиппович. — Что там у них?
— У Соломонского, — стал вычитывать Борменталь, — четыре каких-то… Юссемс и человек мертвой точки.
— Что это за Юссемс? — подозрительно осведомился Филипп Филиппович.
— Бог их знает. Впервые это слово встречаю.
— Ну, тогда лучше смотрите у Никитина. Необходимо, чтобы все было ясно.
— У Никитина… у Никитина… гм… слоны и предел человеческой ловкости.
— Тэк-с. Что вы скажете относительно слонов, дорогой Шариков? — недоверчиво спросил Филипп Филиппович у Шарикова.
Тот обиделся.
— Что ж, я не понимаю, что ли? Кот — другое дело, а слоны — животные полезные, — ответил Шариков.
— Ну-с, и отлично. Раз полезные, поезжайте поглядите на них. Ивана Арнольдовича слушаться надо. И ни в какие разговоры там не пускаться в буфете. Иван Арнольдович, покорнейше прошу пива Шарикову не предлагать.
Через десять минут Иван Арнольдович и Шариков, одетый в кепку с утиным носом и в драповое пальто с поднятым воротником, уехали в цирк. В квартире стихло. Филипп Филиппович оказался в своем кабинете. Он зажег лампу под тяжелым зеленым колпаком, отчего в громадном кабинете стало очень мирно, и начал мерять комнату. Долго и жарко светился кончик сигары бледно-зеленым огнем. Руки профессор заложил в карманы брюк, и тяжкая дума терзала его ученый с взлизами лоб. Он причмокивал, напевал сквозь зубы «К берегам священным Нила…» и что-то бормотал. Наконец отложил сигару в пепельницу, подошел к шкафу, сплошь состоящему из стекла, и весь кабинет осветил тремя сильнейшими огнями с потолка. Из шкафа, с третьей стеклянной полки, Филипп Филиппович вынул узкую банку и стал, нахмурившись, рассматривать ее на свет огней. В прозрачной и тяжкой жидкости плавал, не падая на дно, малый беленький комочек, извлеченный из недр Шарикова мозга. Пожимая плечами, кривя губы и хмыкая, Филипп Филиппович пожирал его глазами, как будто в белом нетонущем комке котел разглядеть причину удивительных событий, перевернувших вверх дном жизнь в пречистенской квартире.