Ну и Ленка – это вторая заноза! Вертлявая хохотушка, официантка офицерской столовой. Голоногая, в коротком, постоянно распахивающемся белом халатике, притягивала его, возбуждая самые грубые фантазии истосковавшегося по женскому телу мужчины. Игорь был высоким сухощавым брюнетом, мог бы сойти за красавчика, портила его внешность некоторая тонкость шеи и непропорционально большой, выступающий из этой тонкости кадык. Он не понимал женщин, не умел с ними разговаривать, не умел рассмешить шуткой, но ему казалось, что их отталкивала именно эта деталь, этот выступающий кадык. Он, как волнорез, заставлял не касаясь огибать его, Игоря Виноградова, волной женского участия. Он даже зиму любил больше за то, что шинель и шарф скрывали этот так беспокоивший его недостаток. Игорь недавно был переведен со штабной на оперативную работу и общение с этим «контингентом», представитель которого сидел перед ним, было для него испытанием.
Женька точно подметил: Игорь не мог вести себя так, как его сослуживцы, давно набившие руку на получении нужных показаний от бессловесных, испуганных людей.
– Я любого расколю за 10 минут, – хвастался Гапоненко и показывал свои два этапа собеседования: первый – удар с разворотом от несознательного клиента, локтем в печень, когда тот не ждет атаки и, если этого недостаточно, – второй, ломающий ключицу, отработанный, рубящий, ребром ладони. И этому животному Ленка, обходя с подносом их столик, позволяла хлопать ее по аппетитной заднице и, судя по скабрезной ухмылке на Женькиной роже, и все остальное тоже.
В эту ночь капитан Виноградов плохо спал. Он настраивал себя на «суровое». Он должен показать, что он – не «сцыкливое» ничтожество, и у него внутри есть стальной стержень.
В кабинете, который ему отвели в здании бывшей местной префектуры, практически не было следов погрома. Сохранилась вся мебель и кой-какая утварь, а в одном из ящиков стола и вовсе роскошная вещь – пресс-папье серого мрамора с точеной бронзовой ручкой.
Вот этим шикарным предметом он и выбьет признание у очередного предателя Родины. Игорь ведь, по сути своей, воспитанный мамой педагогом, был эстет. Бить рукой, касаться их грязных тел, испачкаться в крови – это для Гопоненки. Он завтра покажет, как можно вести допросы, как добиваться признаний. Он покрутился перед зеркалом. Движения должны быть мужественными, решительными, но элегантными. Этот лагерник – бык, а он – тореадор. Да, так будет хорошо, жестко и справедливо.
Слушая путаный рассказ Сергея, Игорь кружил вокруг него, перекладывая из одной руки в другую это мраморное с бронзой изделие немецких мастеров. В нем нарастало раздражение, никак не получалось набрать градус необходимого остервенения, очень уж безобидно, смиренно этот парень себя вел. Но вот момент: американский врач, пузырек с каплями – это же прямое подтверждение вины, отраву нес. И разгоняя себя, свирепо навис над испуганным парнем: «Отраву нес в колодцы, падаль, говори, тварь!».