— Нет, я не пью. Я похмеляюсь, — ответил я.
— Пил я вчера. Ты-то здесь каким ветром? И где Митя? Элика подошла к столу, положила на него сложенный зонт и сумочку, села ко мне на колени.
— Митя с Альтой дома. А я соскучилась. Села в пригородный поезд и приехала. Скажи, Савва, зачем мне муж, который со мной не живет? Даже с ясыркой нашей не живет? Я еще понимаю, когда ты на фронте был. Там война. Но ты и здесь от нас удрал под предлогом того что строишь этот дурацкий город. Нам нужен этот город? Именно нам. Нашей семье? Или ты нас больше не любишь? Тут хлопнула дверь спальни. Вывалился всклоченный Шибз в одном исподнем.
— О, простите, мадам, не знал что вы здесь, — бросился он обратно.
— Данко, одевайся и приходи. Тут я тебе пиво припас на опохмел.
— Пиво это просто замечательно, — раздалось из-за прикрытой двери.
— Я всегда знал что ты настоящий друг. Фотограф появился через пять минут полностью одетый, даже свой мягкий зеленый бант, который он носил вместо галстука, успел нацепить и расправить.
— Я рада вас видеть, Данко, — сказала Элика, не делая даже попыток слезть с моих коленей, — Но было бы еще лучше, если бы вы не спаивали моего мужа.
— Баронесса, вы как всегда ослепительно выглядите. Я в восхищении, — фотограф неуклюже поцеловал Элике руку.
— А что касается пьянки, то мужчинам иногда нужно так оторваться. Залить себя, чтобы, чтобы не сгореть на работе. Позвольте вас ненадолго покинуть и привести себя в порядок. Мда… Данко был похож на инопланетянина. Весь зеленый, глаза оранжевые, нос красный, прическа — взрыв на макаронной фабрике. Отходя от стола, он ловко стянул с него бутылку пива, повернулся и быстрым шагом вышел из номера.
— Я, кстати, приехала за тобой, — заявила жена.
— Мало того что ты меня еще ни разу не вывез в наше поместье, так еще кому-то пел мою песню. Этого я тебе никогда не прощу. Действительно сердится. Взгляды молнии мечут.
— Никому я ее не пел, — понял я, что речь имеет о 'Вечной любви'.
— Даже не пытался.
— Не рассказывай мне сказок, Савва, — посуровела жена.
— На вокзале во Втуце ее поют бродячие музыканты на площади. Как и 'Черного ворона'.
— И че… им за это подают? — спросил я.
— Еще как… Но ты гадкий мальчик. Это была только моя песня, — в уголках глаз жены блеснули набухающие слезы. Обиделась. Хотя я тут совсем не при делах. Но как ей докажешь? — Когда ты хочешь поехать в имение? — поменял я тему разговора.
— Сейчас. Пока лето не кончилось.
— Сейчас я не смогу. Надо дирижабль отправить. Управляющих собрать. Распоряжения оставить… — начал я называть ей причины.