— Да.
— Стыдно?
— Еще как… Не выдашь?
— Не бойся… Ты ему сама скажешь…
— Может быть.
Ночью в Буфсаду поют соловьи. Скрипят и кричат ржавые гвозди последних отдираемых досок. Скоро можно будет, минуя улицы, пройти весь город из конца в конец по дворам.
Неожиданно пришла Клавдия Михайловна — мать Кати. С комбината она ушла. Они с дедом Фарафоном выполняют частные заказы. Ходят и кладут печи.
— Прибыльней?
— Какая может быть прибыль? Однако повольготней, чем на комбинате. Когда хотим, тогда и работаем. Надоело всю жизнь спину гнуть.
Приходила она затем, чтобы я как-то повлиял на Катю.
— Она тебя послушает. Хочет уходить… Почему? Бог ее знает. Нынче ведь дети родителей не очень слушают. Считают, что своим умом прожить могут. Ты скажи ей, чтоб не уходила… Все ж родная дочь, не кто-нибудь.
Я ничего ей не обещал. Клавдия Михайловна ушла недовольная, но что поделаешь. Нельзя же быть милым и хорошим для всех.
Почти следом явилась Катя.
— Мама была? Понятно. Меня поливала? Хочет, чтобы я тоже с комбината ушла. Они с дедом Фарафоном большую деньгу зашибают. А мама скоро не сможет…
— Почему?
— Беременная она… а я решила уйти из дома.
— Обдумала?
— А как же? Я говорила маме: «Нельзя так — папка наш живой». А она мне: «Я тоже живая». Что тут скажешь? Присмотрела я комнату. Рядом тут, на Гоголя. Ты не думай, что я не говорила с ней. Она одно: «Не тебе меня судить. Поживи с мое».
Через день или два Катя появилась опять:
— Пойдем, посмотришь, как я устроилась.
— Все-таки ушла?
Пошел с ней. Поселилась она действительно совсем недалеко. В глубине двора флигель, комната на втором этаже с двумя окнами, выходящими на другой двор. В комнате деревянный топчан, сбитый из неструганых досок. Такой же столик. На столике скатерка с красной вышивкой, на стене фотография Милицы Корьюс из «Большого вальса». На гвозде — платье.
Комната мне понравилась: недавно выбеленная, со старым, но чисто выскобленным полом. В большие окна смотрели зеленые ветки черемухи.
— Хорошо ты устроилась. Как это тебе удалось?
— Военкомат помог… Давай кофе пить?
Кофе был каждый день и дома, но чтобы не огорчить Катю, посидел у нее, выпил кружку.
Потрогал топчан и стол:
— Твоя работа? Что ж ты мне не сказала? Я бы лучше что-нибудь смастерил… Хоть построгал бы, что ли…
— Я думала, тебе некогда… Но не в этом дело. Я, может быть, скоро вообще уеду.
— Куда?
— Одна знакомая девочка ездит с санитарным поездом… Вот она ищет себе замену… Их там и бомбят и все. А у нее жених.
— Боится?
— Конечно, страшно. Девчонка же…
— А ты не боишься?
— Семи смертям не бывать…