Кто-то забренчал по клавишам. Миррен забыла, что она леди, и, ко всеобщему восторгу, рассказала парочку грязных анекдотов, которые слышала в «Золотом льве».
Внезапно она увидела отца в клубах сигаретного дыма. Он смеялся и отпускал шуточки, вытряхивал из карманов остатки зарплаты, растягивая, допивал последние капли виски, забыв, что его ждет дочка. В ее душе вздыбилась ярость.
– Неужели вам некуда пойти и у вас нет семьи? Не надо укладывать детей спать, поговорить с женой? Вы тратите тут бабки, заработанные тяжелым трудом, забываете обо всем, лишь бы промочить глотку.
Почему он бросал ее одну? Чем была она нехороша, раз он предпочитал ей их компанию?
– А вот этого не надо, девушка. Ты сама хороша, и тебе нельзя пить наравне с нами. Терпеть не могу пьяных баб; из них такая дурь прет. Вот тебе дверь, ступай. Эта девчонка вся в Пэдди, такая же чумовая, – фыркнул бармен, и она была готова его ударить.
– Проваливай, старая дура! – брякнул кто-то.
– Нет, я не дура, – возразила она, стараясь держаться с достоинством.
– Вы только поглядите, как она нажралась. Еще немного, и она будет ссать и срать прямо в переулках. Не стыдно тебе? А еще заявилась сюда учить нас жить! – Все старики ополчились теперь против нее.
Миррен, пошатываясь, вышла на улицу, и ей в лицо ударил холодный ветер. Она дошла до ближайшего фонарного столба и ухватилась за него, чтобы не упасть. Собралась пойти дальше, но тут к ней подошел мужчина средних лет в сером плаще и фетровой шляпе.
– Сколько?
– Сколько за что? – не поняла она.
– Сколько за услугу? Прямо тут, у стены, ничего мудреного…
Она все еще не понимала. Потом до нее дошло, и она вспомнила Винни Вудбайн, как она прислонялась спиной к стене, ее трико болтались ниже колена, а какие-то дядьки прижимались к ней и странно дергались; неподалеку расхаживали другие девушки, а она, Миррен, сидела на скамейке и ждала папу.
– Я ничем не торгую, – огрызнулась она.
– Что? Такая красотка, вся расфуфыренная? Ты просто напрашиваешься, чтобы тебя трахнули. Сколько?
– Отвали, или я позову полицию. За кого ты меня принимаешь?
– За пьяную шлюху, которая пропилась до последнего пенни и ждет клиента. Или я нехорош для тебя? – заорал он.
– Оставь меня в покое, – крикнула она, стараясь не замечать чудовищности его слов. Неужели она докатилась до такого?
Время от времени спотыкаясь, она пошла по знакомым улицам. Ей было плохо, кружилась голова, ее стошнило на мостовую, и она пришла в ужас от ситуации, в которую попала.
Докатилась: опять она на помойке, где ей и место, без гроша, только и думает, как бы «добавить», замерзшая, потерявшая из-за виски разум… Чем она отличается от своего отца? Тоже неудачница, тоже безнадежная пьянчужка… В чем же дело?