– Война виновата во многом, но она кончилась, и тебе надо начинать новую жизнь. Бен, я желаю тебе всего самого хорошего, – прошептала она, похлопала его по плечу и быстро пошла к двери. – Спокойной ночи. В печке лежит горячий кирпич. Оберни его полотенцем. У нас не осталось воды для бутылок. Если тебе нужно побриться… – Она замолчала, заметив его щетину.
– Пожалуй, я отращу бороду. И лицо будет в тепле, и лед не намерзнет на губах.
– Зря, – возразила она. – Она у тебя рыжая и не будет сочетаться с волосами на голове. Ты будешь выглядеть как разбойник-викинг.
– Кому какое дело до этого в такую погоду? – рассмеялся он. – Ты тоже выглядишь как ходячая перина.
– Верно, я напялила на себя все, что греет, – ответила она. На секунду между ними завязалась шутливая перепалка, как когда-то. Сегодня он услышал от нее больше, чем за все время, когда они трудились бок о бок. Вероятно, из-за того, что он уезжает, она почувствовала, что может поделиться с ним сокровенными мыслями, в уверенности, что он никому не расскажет. Возможно, для нее стало облегчением, что он уезжает надолго, возможно, и нет; с Миррен все всегда непонятно.
Но имя Сильвии прозвучало за все время только один раз, а ему хотелось перед отъездом выпросить у нее фотографию своей крестницы. Наверняка она не сочтет эту просьбу чрезмерной.
Миррен лежала в темноте, слишком взбудораженная, чтобы уснуть. Горе никогда не проходит, со вздохом подумала она, и простое упоминание драгоценного имени оживило в ее памяти каждую секунду того черного дня, а дуновение виски в снегу так много вернуло в ее сознание. Как легко поскользнуться, но сейчас жажда была менее острой. Грусть смягчала те неотвязные картины.
Смерть – это навсегда; месяцами Миррен не могла избавиться от надежды, что это был не более чем кошмарный сон, что она проснется и увидит возле себя на подушке темные волосики своей дочки. Но так не случалось, а она продолжала жить, и это была уже другая жизнь с ужасным ожиданием, что страшные вещи могут повториться еще и еще. Ей нужен был кто-то, кто крепко держал бы ее, на случай, если она снова начнет падать в бездну.
Джек был слишком потрясен бедой, чтобы стать такой опорой, а она больше ни с кем не могла поделиться. Вот Бен сильный, но она когда-то оттолкнула его, и теперь он уезжает на другой край земли, подальше от нее. Гнев, обида и страх разлучили ее с родными; она осталась одна среди чужих, с обледеневшим от горя сердцем. Бен еще встретит свою любовь, а вот она больше не рискнет открыть кому-то свое сердце. Впервые за много месяцев она заплакала, сидя в холодной спальне, отыскивая в темноте свечку, и тогда вновь почувствовала нечто странное. Она была не одна. Вернулись домашние призраки.