– Мы ничего с этим не можем поделать, любовь моя. Она устала жить, ее час настал. Она хочет уснуть навсегда, и нам нужно попрощаться с ней как можно сердечнее. Она знает, что ты займешь ее место в доме. Будь умницей. Вспомни, что она любила повторять: глаз хозяйки дороже двух ее рук. Она научила тебя всему, и ты теперь станешь нести эту ношу, как сделала это она после смерти своей свекрови, матери дедушки Джо.
– Разве я сумею делать все так, как она? – Миррен подняла к нему лицо, и ему захотелось осушить поцелуями ее слезы, он с огромным трудом сдержался. Она успокоилась в его руках, а у него перехватило дыхание от благоговения.
– Ты справишься с хозяйством Крэгсайда – мы вместе справимся. Она сможет гордиться нами. Нам будет грустно без бабушки, но тут мы бессильны, – сказал он и выглянул в окно. Небо потемнело, скоро пойдет дождь. Пора браться за дела. Ферма никого ждать не станет.
Миррен сидела, держа бабушку за руку. Как быстро Ади похудела и усохла; сейчас она задремала, но на ее губах играла спокойная улыбка. Миррен подняла худенькую старческую руку с пергаментной кожей, похожую на птичью лапку, и залюбовалась ею.
Эта рука разводила на рассвете огонь в очаге, мела полы, скоблила кастрюли, эта рука поправляла неправильно лежавшего ягненка в чреве матери, сажала овощи, мариновала лук, ощипывала гусей, скручивала шею курам, втирала селитру с солью в окорок. Эта рука успокаивала животных и детей, натягивала вожжи беспокойной лошади в снежный буран, пекла лучшие в округе бисквитные торты и самые пышные йоркширские пудинги, и вот теперь она неподвижно лежит на ее ладони. Она уже сделала свою последнюю работу – тихонько пощипала простыни. Флорри сказала, что это знак приближавшегося конца.
Как я смогу тебя отпустить? Кто станет заботиться обо мне, как делала это ты? В ней зашевелился ребенок, и она прижала ладонь к животу. Господи, пожалуйста, помоги мне стать хорошей матерью…
В эту секунду дедушка заплакал.
– Она ушла от нас, она удалилась в мир вечного блаженства.
Все склонили головы, и Дейси открыла окно, чтобы душа умершей свободно полетела к холмам.
Комнату наполнил осенний холодок. Женщины оставили Уэса и Тома с их отцом. Бабушкины дни закончились.
Бен наблюдал за кузиной. Она ходила все медленнее и медленнее, даже слегка неуклюже; под фартуком вырисовывался ее набухший живот, поэтому фартук был всегда испачкан – то мукой, то углем. Бен смотрел, как она нетерпеливо ждала почтальона и чаще всего бывала разочарована из-за отсутствия писем.
Он видел, как она по рассеянности ставила тарелку и для бабушки, а потом, спохватившись, убирала ее – со слезами, он видел их в ее глазах. Они сидели у радиоприемника с его единственной драгоценной батарейкой и ждали новости и сводку погоды. Иногда она сидела в большой гостиной у пианино и играла вновь и вновь одну и ту же мелодию, затем разочарованно и резко опускала крышку.