В девять часов утра в понедельник инспектор Райан сидел перед этим великим человеком в его кабинете в Вестминстерском дворце. Палмерстон мог похвастать длинными и густыми, окрашенными в каштановый цвет бакенбардами, которые начинались от волевого подбородка и обрамляли властное лицо. Лорду было семьдесят лет, но с годами он не утратил ни энергии, ни амбиций. На стенах кабинета висели большая карта Великобритании и карта мира, на которой принадлежащие империи территории были отмечены красным и возле каждой был воткнут британский флаг.
О богатстве лорда свидетельствовала его одежда — ткань и покрой платья были настолько совершенными, что Райан ощущал себя едва ли не оборванцем, хотя и надел единственную свою хорошую одежду: приличествующие ситуации серые брюки, такого же цвета жилет и опускающийся до колен черный пиджак. В соответствии с тогдашней модой к низу брюк были пришиты штрипки, которые надевались на ботинки и препятствовали появлению на штанах складок. Все это было жутко неудобно, ноги казались деревянными, особенно когда он сидел, и Райан мечтал поскорее снова надеть свободную повседневную одежду.
Рядом с Райаном расположился комиссар полиции сэр Ричард Мэйн. В углу примостился ведущий протокол беседы секретарь министра. Возле закрытой двери кабинета застыл телохранитель Палмерстона — отставной полковник Роберт Бруклин. Когда-то давно на лорда было совершено покушение, и он решил в дальнейшем оградить себя от подобных происшествий. Бруклин, за плечами которого было двадцать лет военных действий в Индии и Китае, являлся более чем подходящим охранником для великого человека.
— Когда произошли убийства на Рэтклифф-хайвей, я был членом кабинета, — начал Палмерстон. — Я хорошо помню, как всю страну охватил ужас и как министерство внутренних дел оказалось бессильно контролировать ситуацию. Сейчас, когда я стою во главе этого ведомства, я не допущу повторения паники. — Он ткнул перстом в солидную стопку газет на столе — пять дюжин изданий, выходивших в Лондоне. — Истеричный тон всех этих репортажей приведет к новым инцидентам вроде беспорядков, что случились в субботу ночью. Инспектор Райан, я так понимаю, что вы дважды оказались в них замешаны.
— Да, ваша светлость. В первый раз толпа посчитала, что я — убийца, и набросилась на меня.
— Да уж, — хмыкнул Палмерстон, глядя на рыжие волосы инспектора.
— Потом гнев толпы обернулся против другого человека. Нам с трудом удалось спасти его от серьезных увечий, а возможно, и от смерти.
— Не помню, чтобы вы о нем говорили, и из этого заключаю, что люди ошиблись.