— Чудесно, — сказал я. — И сколько же часов ты налетал на транспортных классах «Павиан»?
Он признался, что цифра эта, увы, довольно низкая, но я похлопал его по плечу.
— Тебе повезло. В отличие от большинства первых пилотов твой старый дядя Васко не эгоист. Нет такой жертвы, которую нельзя было бы принести для старого собутыльника. Я собираюсь позволить тебе произвести взлет, а если ты проделаешь это так хорошо, как я надеюсь, то я смогу позволить тебе совершить и посадку тоже. А теперь вручи мне список пассажиров.
Его благодарность не знала границ. Он даже признался мне в том, что бережет свою авторучку на по-настоящему черный день, потому что заправлена она двухсотградусным спиртом, и мы оба с удовольствием пустили себе в рот по струйке. И затем с чувством удовлетворения и опаленными глотками следили, как подходят строевым шагом солдаты и вливаются в погрузочные шлюзы далеко внизу. Спустя несколько минут в навигационную рубку вошел, печатая шаг, седовласый бородатый полковник в полном обмундировании.
— Пассажирам сюда вход воспрещен, — сказал я.
— Заткните рот, лейтенант. У меня ваши ленты с курсом.
— Ну так не позволите ли мне получить их?
— Что? Вы, должно быть, сошли с ума или шутите, а в бою и то и другое — преступление.
— Я, должно быть, на грани, полковник. Сами знаете…
— Да, — слегка смягчился он. — Я полагаю, что следует делать допуски. Всем было нелегко. Но теперь все это у нас позади. Победа Клизанду!
— Победа Клизанду! — ритуально отдали дань и мы. На протяжении последних двух дней это приходилось делать довольно часто. Полковник посмотрел на часы.
— Почти время. Приготовьте командную цепь, — приказал он.
Я мигнул Острову, и он незамедлительно нажал нужную кнопку. На экране дисплея вспыхнули слова: «Если готовность». Мы встали. Затем надпись начала мигать и сменилась другой: «Установите курс». Полковник достал из сумки контейнер с лентой, и нам пришлось расписаться в качестве свидетелей на бланке, из коего следовало, что лента, когда мы ее получили, была запечатана. Остров вставил ленту в компьютер, и полковник, удовлетворенно хмыкнув, как человек, выполнивший работу, повернулся, чтобы уйти. Однако с порога он сделал прощальный выстрел через плечо.
— И чтобы никаких этих приземлений на десяти «же», которые вы, дебильные пилоты, кажется, очень обожаете. Если такое случится, я отдам вас под военно-полевой суд.
Ждать и догонять — обычное дело для всех военных сил, и именно этим мы и занялись в дальнейшем. Пассажиры были приняты на борт по списку, и мы ждали, наблюдая, как корабли взлетают один за другим, пока большинство их не улетело. Транспорты отправлялись последними. Зеленый сигнал «Взлет» появился как облегчение. Мы были на пути к неизвестной планете, вращавшейся вокруг неизвестного солнца с точки зрения любого из нас. Лента сказала компьютеру, куда мы отправляемся, но не снизошла до того, чтобы уведомить об этом нас. Этот покров секретности не нарушался до самого вторжения. Мы были в пути семь дней. И это без какой-либо выпивки; корабль пилотировался компьютером, а замороженные пайки трудно было назвать съедобными. На стайерской дистанции без улучшающего действия алкоголя Остров оказался менее чем блестящим спутником. Какой бы разговор мы ни начинали, он неизменно кончался повторением анекдотов о его школьных днях. Пока он болтал, я обычно дремал, и у него по этой части, кажется, не было возражений. Я устраивал ему проверки по знанию приборов и манипуляций с ними, муштровка шла ему на пользу, а меня знакомила с управлением корабля и его оборудованием. Поскольку корабль был полностью автоматизирован, мы с Островом были единственными членами экипажа на борту. Дверь в помещение для солдат была заперта, и ключ имелся только у моего грубоватого друга полковника. Он навестил нас разок-другой, чем не доставил нам никакого удовольствия. На седьмой день он стоял у нас за спиной, прожигая мне взглядом шею, когда мы вышли из искривленного пространства в нормальный космос.