Неожиданно раздался пронзительный крик:
— Танки!
Николай прыжками бросился к берегу, укрылся в окопе, изготовился к стрельбе.
Тяжелые машины, подминая кустарник, двинулись по зеленому склону. Черные стволы пушек, пулеметов выискивали цели. Волнение сковало руки Пенежко. Ему захотелось сесть ка дно окопа и не вставать. И тут он услышал знакомый голос полковника Лизюкова:
— Вот и гости пожаловали. Встретим их, ребята, как подобает?
И окопы откликнулись:
— Встретим! Век будут помнить эту встречу! Горячо им станет…
Для командира сводного отряда первое появление танков противника на рубежах Соловьевской переправы не было неожиданностью. Два дня назад разведчики-наблюдатели 18-го мотополка доложили ему о том, что вечером, когда уже заходило солнце, из-за деревьев на противоположном берегу появился немецкий танк. Видимо, механик-водитель не рассчитал места остановки: башня со стволом орудия отчетливо показалась над ветками.
В ту же ночь Александр Ильич приказал артиллеристам почти половину пушек выдвинуть вперед для стрельбы прямой наводкой. Их тщательно замаскировали. Саперы заминировали наиболее опасные участки на противоположном берегу. Пехота углубила свои укрытия. Защитникам переправы раздали бутылки с зажигательной жидкостью, провели с ними короткие тренировки по метанию в подвижные цели.
Оправдалась командирская предусмотрительность. Первые бронированные машины подорвались на минах. Следовавшие за ними развернулись, подставили борта под снаряды. Запылали и те тапки, которым удалось прорваться в глубину обороны отряда: их подожгли точными бросками гранат и бутылок с горючей смесью. Один из них остановил «карманной артиллерией» рядовой Пенежко.
Противнику не удалась внезапная танковая атака на переправу. Провалились и последующие. Всякий раз гитлеровцы встречали стойкое сопротивление. Напоминавшая туго сжатую пружину подвижная группа наносила сокрушительные удары то по северному, то по южному острию фашистских клиньев. Почерневший от бессонницы Лизюков вовремя появлялся там, где было труднее. Его присутствие воодушевляло защитников переправы. Они стояли насмерть.
— Главное сейчас в том, — говорил воинам Лизюков, — чтобы уничтожить как можно больше врагов, подороже взять с них плату за каждый вершок советской земли.
За этой простой формулой стояла крайняя надобность не просто сохранить свою жизнь в ожесточенных схватках, но сделать ее неистребимой. Доказать, что она снова и снова возрождается из пепла и крови, и тем вселить в сознание фашистов мысль о бесплодности их военных затей.