Вдали показалась сначала розовая церковь, а потом и все село Никольское. Кажется, здесь все села, которые побольше, строились на горках или холмах. Наконец я подошла к серому бревенчатому дому, который стоял у дороги. Дом был больше других деревенских домов. У входа была приколочена когда-то выкрашенная в голубой цвет жестяная проржавевшая доска с надписью: «Никольская начальная школа Кесовогорского района». Откуда-то появилась тетя. Морщинки на ее лице разбежались в улыбку. Она была очень довольна: ведь она снова учительница, живет в школе, без всякой хозяйки, сама по себе. Она повела меня к себе в комнату. Я переступила порог и почувствовала ступнями босых ног прохладную краску пола. В углу стояла этажерка с книгами. Я села на скрипучий венский стул и, не зная к чему, спросила:
— А здесь баня тоже есть?
Тетя ответила, что есть, но ее не топят: дров мало. Печки все равно надо топить, так в печках и моются, как в Кочинове.
— Я-то сама моюсь в этом тазу, — она указала на эмалированный таз за круглой печкой.
У стены возле входа стояли ящики, привезенные из Финляндии, на которые был положен толстый матрац, набитый соломой, высоко на постели совершенно неподвижно лежала тетина мама, моя прабабушка. Если бы она не шевелила нижней челюстью, можно было подумать, что она не жива. Кожа на ее лице была сухая, как долго пролежавшая на солнце бумага, на носу она была натянута и блестела. Тетя предложила пойти посмотреть классы. Вставая с места, она проговорила:
— Может, ты будешь здесь учиться в будущем учебном году.
— Почему?
Она не ответила, а открыла дверь в темный коридор. Я пошла за ней. Она сказала: «Сейчас» и открыла дверь в большую солнечную классную комнату. На выкрашенных в черный цвет партах лежал мышиного цвета слой пыли. Я сала за парту и пальцем написала свое имя. Тетя посмотрела на парту:
— Нет уборщицы. Может, удастся устроить твою бабушку, тогда вы тоже переедете сюда. Здесь при школе есть комната для уборщицы с отдельным входом. Будем снова жить вместе.
Окна классов выходили в огород, в котором росли кусты жасмина и сирени. Тетя подошла ко мне, указала рукой на кусты и объяснила:
— Это бывший поповский дом. Кусты, наверное, поп посадил. Здесь недалеко церковь, в которой он служил, школы тогда в Никольском не было. Моего возраста люди почти никто ни читать, ни писать не умеют. До войны здесь организовали курсы по ликвидации безграмотности, расписываться научились, теперь грамотными считаются. Церковь, наверное, со временем в клуб или кинотеатр переоборудуют, будем в кино ходить, — размечталась тетя.