— Ну, ты это что-то придумываешь, — протянул он задумчиво. Тогда я ему сказала, что моего отца тоже посадили, он был коммунистом.
Петер спросил:
— За что?
— Так, ни за что, в тридцать седьмом сажали даже сами себя.
— А многих посадили?
— Не знаю, наверное, никто не знает, но очень много, наверное, несколько миллионов тогда село. В России нет такого человека, у которого кого-нибудь не посадили, если уж не родственника, то друга или знакомого.
— А что ты думаешь, почему они это делали?
— Я не знаю… может быть, это надо было ему, чтобы боялись…
— Ты что думаешь, самому Сталину? — он прошептал это имя.
Я кивнула. Он опять прошептал:
— Почему?
— Чтобы ты и я вот так шептались.
— Кто тебе это говорил?
— Давно еще, когда я была маленькой, мой дед это говорил, кажется, он думал об этом.
— А что бы ты стала делать, если бы я вдруг пошел в тайную полицию, — он так и сказал — «в тайную полицию», — и сообщил про тебя?
— Во-первых, ты, наверное, не знаешь, куда пойти, а во-вторых, побоишься, это и для тебя небезопасно.
— Как?
— Да я, естественно, скажу, что ты все выдумал, а если ты начнешь доказывать, я скажу, что сам ты это наговорил. Я же читала «Молодую гвардию», у меня есть свидетели… Скорей всего, арестуют и тебя и меня. А может быть, меня даже выпустят, если я соглашусь и впредь на таких, как ты, докладывать.
— Но ты же не сама на меня донесла.
— Но я могу сказать, что я не успела.
— Откуда ты все это знаешь?
— Ты просто живешь всего около четырех лет при этой власти, а я всю жизнь, все мои родственники про это думали, особенно те, кого уже ссылали и родственники которых сидят.
— Приезжай к нам в Тарту учиться. У меня там много друзей, будешь с нами. Я через год в университет поступлю.
— Мне нельзя здесь жить. Ты, наверное, слышал, что всех финнов выселяют от вас. Мне в Карелию надо будет поехать через месяц.
— А можно я тебе буду писать?
— Нет. Я думаю, что письма проверяют, мало ли что напишешь!
А кроме того, я плохо пишу по-эстонски. Я никогда специально не училась эстонскому языку. Ты, наверное, это чувствуешь?
— Акцента у тебя нет, но что-то будто чувствуется… А почему ты в русскую школу пошла?
— Я больше к русским привыкла. Мне кажется, что я и сама больше русская.
— Я как-то этого не понимаю. Они ведь твои враги.
— Ты знаешь, у меня не они враги. Может быть, у меня вообще нет врагов. Я точно не знаю. Во всяком случае, я не могу назвать ни одной нации своим врагом. Я об этом тоже думаю, но пока ничего не придумала…
— Хорошо, что ты сама отказалась со мной переписываться и вообще лучше, что тебя ссылают туда в Карелию, если ты не разбираешься в таких простых вещах…