Из дома (Хиива) - страница 56

Еще с весны начались заразные болезни. Старая бабушка говорила, это оттого, что мертвецов много не захоронено. От брюшного тифа умер отец Лемпи Вирки. Он так опух, что когда его положили в гроб, крышка не закрылась, так его и повезли на кладбище в незаколоченном гробу.

Умерла наша маленькая Тойни.

В субботу утром к нам пришли несколько старух, они пели и молились у гробика, а Юуонеколан Катри скрестила пальцы и куда-то вверх проговорила:

— Хорошо, когда умирает такое невинное, безгрешное существо. Бог таких к себе берет…

Потом все вместе запели:

Maa taimi olen sun tarhassaas ja varteen taivaasta luotu… [22]

Дядя взял у Танелиян Саку лошадь. Мы рано утром поехали на кладбище в Корбино. Гробик поставили на телегу, а мы сели вокруг на сено. В Корбино была наша маленькая деревянная церковь, за церковью было кладбище. Какой-то мой прадед купил для нас кусочек земли, там были похоронены наши родственники, которые жили раньше, до нас. Гробик с Тойне поставили в церковь, там уже стояло несколько больших и маленьких гробов, люди сидели по рядам и пели. Священник говорил: «Все, кто умер в невинном возрасте, будут в раю», а потом дядя Антти взял гроб на руки, как брал когда-то маленькую Тойни, и понес к вырытой могиле. Гробик на веревках опустили на дно могилы, подошел священник, он опять говорил о том, что лучше всего умирать в детстве, а потом бросил первые комки земли, они глухо стукнули о крышку гроба. Насыпали могилу Тойни, мы постояли у маленького холмика в тени большого клена.

Под этим кленом была похоронена такая же маленькая девочка — ее сестричка, а клен посадил бабушкин отец, могила которого теперь оказалась под корнями дерева. Мы медленно пошли к телеге, бабушка достала из мешочка вареную в мундире картошку, соль, лепешки из щавеля, мы поели. Я села сзади и смотрела, как клубится пыль на дороге, потом начали закрываться глаза, я положила голову бабушке на колени и задремала.


* * *


Разделили колхозную землю, всем досталось много земли, и все старались свою землю вспахать, а лошадей в деревне было всего две, да и то они появились откуда-то недавно: одна у нашего старосты, а другая у Танелиян Саку. Лошадь у Саку была большая, темно-красного цвета и вся блестела. Он привез ее откуда-то ночью, а утром она паслась на берегу Хуан-канавы, все ходили смотреть ее, спрашивали Саку, сколько ей лет. Говорили, что такой большой лошади надо много корма. Но у нас, как у всех остальных, не было лошади, и в плуг впрягались сами: обе тети, Ройне, дядя Антти и даже младшая бабушка, а дедушка пахал. Я собирала щавель около нашего поля и видела, как они совсем согнувшись, тащат плуг. У них были красные лица, а на шеях вздувались синие вены. Тетю Айно начало тошнить от этой работы, я слышала, как дядя Антти сказал однажды, что вообще у нас всего два полноценных работника — он и его жена, тетя Лиза, а все остальные — помощники и иждивенцы. От лямок, которыми они тащили плуг, у них были синяки, и вообще они еле-еле добирались до дома от такой работы. Когда так вспахали кусок земли, дядя Антти с дедушкой засеяли его пшеницей. Оказалось, что зимой дядя привез рожь и пшеницу из Пскова, зерно не смололи, а сберегли, чтобы засеять землю.