Тут я должна отдать справедливость теткам: они неожиданно хорошо обходились с ней; верно, видя ее такой слабою, больною, почти на краю гроба, они не могли не упрекнуть себя тем, что очень способствовали к разрушению счастья и здоровья этой несчастнейшей из женщин. Марья Васильевна взяла даже с нее слово летом приехать к ней в ее псковскую деревню и поселиться там навсегда.
Матушка была истинной христианкой, простила врагам своим, смирилась пред ними, и для меня приняла это предложение; как ни тяжело, вероятно, было оно для нее, но для материнской любви нет довольно жертв на земле.
Было решено, что она по последнему пути возвратится в Пензу, устроит все дела свои, продаст лишнее и в июне приедет прямо в деревню. О, как радовалась я этой блаженное будущности, сколько планов составляли мы вместе; «наконец то судьба сжалилась над нами и улыбается нам», — говорили мы.
Матушка часто возила меня к своим родным; на одном обеде у кузины, графини А, я очень понравилась какому то старому генералу; мне еще не было шестнадцати лет, а ему было около шестидесяти. Он поручил кузине поговорить о нем с матушкой и просить моей руки. Она посмеялась и отказала наотрез, как ни умоляла я ее согласиться поскорей, как на вернейший способ не разлучаться с ней и не быть больше ничем обязанной тетке; я не рассказывала ей однакоже, как дорого приходилось всем расплачиваться за ее благодеяния.
— Да ведь ты его не любишь и не можешь любить.
— Я люблю тебя одну, — отвечала я, — и никого не буду так любить; я буду счастлива с ним, лишь бы он не разлучал меня с тобою.
— Мне не долго остается жить, — проговорила она сквозь слезы, — зачем губить твою жизнь, твою молодость для нескольких месяцев, а может быть и недель. Я решительно ему откажу и прошу тебя, если и меня не станет, хорошенько обдумать, прежде чем решиться на такой трудный шаг в жизни. Замуж выйти легко, но и ошибиться в выборе еще легче и тогда ты будешь несчастна до последнего дня жизни.
Матери моей не трудно было меня убедить; я ей во всем слепо верила; мы даже сговорились и не упоминать теткам о сватовстве генерала, чтобы они не нашли партию выгодной и не закабалили бы меня.
Снег стал сходить, а матушка сбираться в дорогу. Горько, очень горько было мне, но надежда на скорое свиданье светила мне ярким заревом, а июнь месяц, казалось, был так недалек!
Мы провели вместе день моего рождения, а на другой день она уехала… В тот же вечер я слегла в постель; у меня сделалась горячка с сильным бредом; в жару я вскакивала с постели и рвалась, чтобы бежать в ее комнату. Болезнь придавала мне необыкновенную физическую силу — две девушки едва могли меня удержать; когда бред проходил, я впадала в такое бессилие, что не могла пошевелить рукой; в глазах у меня мелькали то великаны, то карлики, одни дразнили меня, другие душили и мне становилось страшно, страшно; однако же, по несчастию, я скоро оправилась.