Записки (Сушкова) - страница 4

4

Широкие картины быта, живые и непосредственные зарисовки Лермонтовской «натуры», тех самых лиц, вещей и событий, художественное преломление которых хорошо известно нам по страницам «Княгини Лиговской», по сценам драмы «Два брата», наконец, по контурам позднейших его произведений, — вот материал, наличие которого навсегда обеспечивает за Записками Е. А. Сушковой право на самое пристальное внимание не только историка, литературоведа, но и рядового читателя.

Однако, если ценность специальных глав воспоминаний определяется, главным образом, тем, что они заново освещают целые этапы биографии Лермонтова, дают исключительные по своему интересу параллели к литературным его композициям, уясняют самые методы его работы, то в других, более общих частях повествования Е. А. Сушковой, особой культурно-исторической значимостью отличаются мастерские экспозиции мемуаристкой современного ей столичного и провинциального дворянского быта, мертвящих будней парадно-показной и интимно-домашней обстановки годов после-декабрьской реакции, в которых рос и в которых задохнулся автор «Героя нашего времени».

Художественная яркость всего построения и словесной отделки записок Е. А. Сушковой не случайна. Семья, к которой принадлежала она, выдвинула несколько крупных поэтических дарований и целую плеяду имен незаурядных литераторов и мемуаристов. Одной из кузин Е. А. Сушковой была графиня Е. П. Ростопчина, знаменитая поэтесса 30–40-х годов, другой — известная романистка Е. А. Ган («Зенеида Р-ва»); по матери приходился ей родственником князь И. М. Долгорукий, автор «Камина» и «Капища моего сердца», а дядей с отцовской стороны был Н. В. Сушков, исследователь московской духовной культуры нач. XIX века, поэт, драматург и переводчик, автор «Обоза к потомству»; ее кузены — стихотворец Д. И. Сушков и военный публицист Р. А. Фадеев; отец последнего — А. М. Фадеев, автор любопытнейших «воспоминаний»; ее двоюродный племянник — граф С. Ю. Витте, а племянницы — писательница для детей В. П. Желиховская и теософка Е. П. Блаватская («Радда-Бай»). Приходится недоумевать, почему в этих условиях действенных художественных интересов и фамильных беллетристических традиций только в работе над Записками успела проявить свое несомненное литературное дарование героиня Лермонтовского романа.

5

Историю жизненного пути Е. А. Сушковой, с такой откровенностью, четкостью и остротою обнаженную ею самой в печатаемых нами Записках, остается здесь только досказать, тем более, что после событий, давших материал для рассказов мемуаристки, «бурный поэтический период» жизни Екатерины Александровны окончился; «начался, — говоря словами первого ее, издателя, — отдел прозы, тихой, быть может, счастливой, но уже не просящейся под перо»