– Я не могу, – снова сказала она, но собственный голос показался ей фальшивым.
– Нет, можешь. Ты должна. Бен выбрал тебя, потому что ты сильная. И ты особенная. Не разочаровывай его.
Эмми удивленно посмотрела на мать.
– Он говорил тебе об этом?
Пейдж покачала головой.
– Ему и не нужно было ничего мне говорить. Я знала об этом с тех пор, как ты появилась на свет. Ты не пыталась сфокусировать взгляд на моем лице, как поступает большинство младенцев; ты уже смотрела мне за спину и старалась разглядеть, что там происходит.
Эмми нахмурилась.
– Ты не хотела, чтобы я вышла замуж за Бена, разве нет?
Пейдж на мгновение закрыла глаза и покачала головой.
– Речь больше не идет о Бене, – наконец ответила она. – Ты можешь распаковать сумки у знака «объезд» и выкопать траншею для долгого ожидания. Или же ты можешь проложить свой окружной путь.
Она подняла банку с песком и снова вложила ее в руки Эмми.
– Ты знаешь, что можешь вернуться сюда в любое время. Двери нашего дома всегда будут открыты для тебя. Но остаться здесь – все равно что посадить розу в пустыне: она выживет, но никогда не расцветет.
Когда Пейдж повернулась, собираясь уйти, Эмми схватила ее за руку.
– Почему ты это делаешь?
Пейдж высвободилась и направилась к двери, перешагнув через маленькую гофрированную коробку. Не оборачиваясь, она ответила:
– Потому что ты моя дочь. Потому что ты – это я, какой я так и не позволила себе стать, – она пожала плечами. – Я так и не научилась любить тебя, Эмми. Ты всегда была чертовски независимой. Кажется, я наконец поняла: мне нужно отпустить тебя, чтобы полюбить саму себя.
Эмми опустила голову; ее голос стал почти невнятным от слез.
– Я любила его, мама. Очень, очень любила. И я просто не могу отказаться от страданий, не могу и не хочу. И еще мне кажется, что все самое лучшее, что могло случиться со мной, уже случилось.
Мать вздохнула и повернула голову, чтобы посмотреть на дочь.
– Просто подумай об этом, ладно?
Пейдж ушла, оставив дочь с банкой песка в руках, привезенной из того места, где она никогда не бывала. Эмми закрыла глаза и снова ощутила тепло, воображая прикосновение соленого воздуха, терпкий запах прогретой земли и свежесть воды. Она представила кое-что еще: легкое мерцание в воздухе, намекавшее на невысказанное прощание и неискупленную вину. А может быть, это было предчувствием нового начала. Последняя мысль настолько потрясла ее, что по шее пробежали мурашки. Эмми снова вспомнила завывание ветра в бутылочном дереве в ту ночь, когда она стала вдовой. Теперь, сидя перед коробкой с книгами, она начала размышлять о новых возможностях.