От сокровищ моих (Михалевич) - страница 17

Пришла медсестра и стала ставить вновь прибывшему капельницу, предварительно сделав ему два болезненных укола.

2

Пролежав целый час под капельницей, пострадавший почувствовал успокоение. Его потянуло в сон, и он забылся, благо головная боль отошла, и лишь слегка ныло в затылке и свербила ссадина, смазанная зелёнкой. Таким образом, отец Ростислав не мучился ни болью, ни тяжкими размышлениями, каковые обычно посещают человека, внезапно очутившегося в больнице вне своих домашней привычной обстановки и родных лиц. Наутро он проснулся рано, когда все ещё спали, кроме ближайшего соседа – старика. Чувствовал он себя значительно лучше и бодрее, в голове прояснилось. Отец Ростислав решил прочитать утренние молитвы про себя наизусть, пользуясь тишиной. К своему удовлетворению, память его не подвела. В душе он страшился, что она откажет, а это случается при травмах головы, но с детства знакомые слова, видимо закрепились в мозгу накрепко. Затем священник отодвинул занавеску окна и полюбовался юной берёзкой, шелестевшей свеже-зелёными молодыми листочками, и послушал дружное пение зябликов в садике.

Старик Степан тем временем сел на кровати и, поморщившись, ощупал свою ногу. Тут отец Ростислав разглядел, что его сосед не так уж и стар, лет 62–63, не больше, просто молодёжь называла его дедом, ибо для неё такой возраст нечто запредельное. У Степана за три недели пребывания в больнице отросла борода, а длинные немытые седые волосы слежались и спутались. «Будь я проклят, если понимаю, как это случилось!» – обратился он к соседу, единственному его слушателю в столь ранний час. «Поднимался я по ступенькам своей дачи, причём совершенно трезвый, а она подвернулась и хрясть! Думал, сама пройдёт. Ан нет, не прошла! Пришлось на «скорой» ехать сюда. Хорошо, сын в это время из Москвы навестить приехал (я вообще-то москвич). Он всё и устроил. И вот лежу уже третью неделю с этим грузом, чёрт бы его побрал, на просверленной пятке». «А что врачи говорят?» – поддержал беседу священник. «Через три недели обещали снять ногу со «станка», просветить рентгеном и, если срослось правильно, загипсовать. Лежать просто мочи уже нет!» Степан, закончив свою тираду, закурил крепчайшую сигарету и на секунду исчез с поля зрения в облаке вонючего дыма. В палате курили все, за исключением, лежащего без сознания Петра. Это было дополнительным испытанием для священника, но он понимал, что для лежачих больных курение одно из немногих доступных удовольствий и протестовать бесполезно. К тому же, ещё служа в армии, он привык, что его обкуривают, и научился не обращать на это внимания. В дальнейшем отец Ростислав лишь старался почаще открывать форточку или хотя бы двери для проветривания. «Я бывший военный» – продолжал между тем сосед, – «военный автомеханик. Училище по этой специальности заканчивал и служил командиром автомастерских в Москве, но это в последнее время, а так, где я только не служил…» Дед пустился в подробные воспоминания о годах службы. Рассказывал он живо, приправляя свою речь шутливыми прибаутками, не всегда цензурными, но неизменно остроумными. Он на своём веку, особенно в столице, повидал много всякого начальства и с юмором рассказывал о своих встречах с генералами генштаба и маршалами. «А теперь чем занимаетесь?» – поинтересовался собеседник. «А теперь я, как поётся в песне: