Оставалось дождаться служителя или служительницы кофейни, кабы получить подлинное сибаритское услаждение. Качество коньяка и кофе ко многому обязывает, включая противодействие государственной политике фальсификации табачных изделий.
В ожидании продолжения чудес Филипп оглянулся, осмотрелся в поисках индуктивных деталей, характеризующих благолепные культурные намерения хозяев заведения.
Среди бутылок красуется исполненная древнегреческой вязью небольшая табличка с надписью «Γνώθι σαυτόν», пару тысячелетий тому назад приглашавшей посетить оракула в храме Аполлона в Дельфах. Для малограмотных она переведена на вульгарную латынь: «Nosce te ipsum». Тогда как для неполноценных невежд, не имеющих какой-либо образованности, не только классической, внизу означено прописной кириллицей: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ.
Вверху над дверью, ведущей наружу, поместилось название заведения. Гравированные готические буквы гласят: ASYLUM SAPIENTI. Очевидно, из-за природной ненависти темных городских властей ко всему иностранному и непонятному хозяева не рискнули уместить эту маюскульную вывеску в качестве наружной рекламы.
Уместно или нет, но наш Фил Ирнеев не мог похвастаться каким-нибудь классическим образованием, хотя и закончил гимназию. Впрочем, подумав и сопоставив слова из новых языков, умозаключил, что это, должно быть, означает: УБЕЖИЩЕ ДЛЯ РАЗУМНЫХ.
Имя-прозвание у кофейни ему пришлось по душе. Славно оно, между прочим, задумано без лицемерной скромности, с интеллектуальным вкусом и без низкопоклонства перед невежественной чернью. Умно и очень к месту. Годится, если к злокачественной постсоветской ксенофобии и к самодовольному демократическому невежеству он относится по-аристократически брезгливо, как к мерзким, скользким, ползучим и прыгучим гадам на полосе движения. «Дави жабу в протектор и крути руль в сторону заноса!»
По ассоциации вспомнив о сегодняшней красноголовой очковой ведьме на дороге, о трех покойниках и одном полутрупе по ее змейскому зловредительству, Филипп в легком раздражении глянул на аналоговые часы в заставке мобильника. Время шло к полноразмерному обеду.
Так и не увидев куда-то запропавших бармена или, скорее всего, барменшу, Филипп с лихвой расплатился за полученное кофейно-коньячное удовлетворение, бросив на поднос с мелочью достаточно крупную купюру. «Где их тут носит, чертей-халдеев?»
Подумал и захватил с собой кем-то забытую белую розу, одиноко лежавшую на круглой табуретке у стены. «Ей, должно быть, скучно. Ни людей, ни музыки».
Бронзовый колокольчик сыграл клиенту заведения грустную прощальную мелодию, когда тот его покинул.