А «Декларация американской независимости» обещала «должное уважение мнениям человечества».
Одним из основополагающих факторов будущего для Соединенных Штатов был американо–российский договор от мая 2002 г. — Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений. Этот договор не ограничил численность имеющихся ядерных боеголовок. Это был беззубый договор, создававший лишь ненужный шум. Президент России В. В. Путин нашел союзника в лице государственного секретаря Колина Пауэлла в требовании создать письменное соглашение, и они после немалой борьбы добились своего. Но команда Буша была обеспокоена только одним: чтобы это соглашение не воспрепятствовало планам Пентагона. Отсюда жалкость и неконкретность текста. По этому соглашению ни одна ядерная боеголовка не будет уничтожена. Из договора можно выйти после трехмесячного предупреждения. А в конце 2012 г. каждая из сторон будет свободна от обозначенных в соглашении ограничений полностью. Соглашение не укрепило контроль над атомными зарядами, которые могут быть похищены. (Администрация Буша–младшего «не придала прежнего первостепенного значения программе Нанна — Лугара»[600].)
Администрация Буша–младшего предпочитает действовать односторонне, стремясь на ходу создавать «коалиции желающих», не опираясь на стабильные союзы. Это ставит США противником главного, базового факта международной жизни: Америка, как и остальной мир, взаимозависима и будет таковой на протяжении долгого периода времени.
Обречено ли мировое сообщество в грядущие десятилетия на американское лидерство вплоть до гегемонии? Такой обреченности, исторической заданности не существует.
Контроль США над внешней сферой не абсолютен. И ничто не вечно, любой процесс имеет как начало, так и конец. «В ближайшем будущем — от пяти до десяти лет — американское вмешательство в заграничных делах, — пишет американский исследователь Ф. Закария, — будет происходить благодаря стимулам внешнего мира — вакуум власти, гражданские войны, проявления жестокости, голод; но характер вмешательства будет определяться внутренними обстоятельствами — прежде всего внутренними приоритетами, боязнью крупных потерь и стратегического перенапряжения, гибели американцев. Американцы будут стремиться достичь обе цели, вооружившись риторикой интервенционизма, — делая вид активной задействованности — и в то же время в реальности отстоя от реального участия в том, что касается траты времени, денег и энергии. В результате Вашингтон во все большей степени будет превращаться в пустого по своей сути гегемона»