Он напряженно посмотрел на меня.
- Чего вы хотите от меня. Мой контракт у вас на руках. Все, что там написано я строго выполняю. Зачем эти откровения?
Гибкинс медленно вышел из-за стола и подошел ко мне.
- Если бы вы могли оценить, хотя бы приблизительно, масштаб изучаемого объекта и ту пользу, которую он может принести человечеству, вы бы так не говорили. Просто мне хотелось убедиться, что вы пойдете за мной до конца, ну или, в крайнем случае, до окончания контракта. Если мои «партнеры» решились на такой шаг, устроив засаду под самым лагерем, и не побоялись возможных ответных мер с моей стороны, это может означать лишь одно – они ни перед чем не остановятся. Подумайте сами – сегодня засада, а завтра открытое нападение на нашу станцию. Каковы шансы того, что они сейчас не думают об этом и не строят планы в отношении всех нас. Насколько безопасна наша станция?
- Она в полной безопасности, мистер Гибкинс. Автоматическая охранная система и личный состав под командованием генерала Свиридова не допустят уничтожения станции и смогут отбить любую атаку.
После этих слов напряжение в кабинете несколько спало, а лицо генерального директора приняло обычный мертво-безразличный вид. Развернувшись и обогнув край огромного стола, он подошел к окну и, стиснув руки за спиной, устремил свой взгляд в белоснежную даль.
- Вы должны понять меня, мистер Марлоу. Этот «источник» – Святой Грааль этой планеты. Нельзя допустить, чтобы он попал в руки моих конкурентов.
На этом наш разговор был окончен. Гибкинс еще раз принес свои соболезнования по поводу погибших и попросил оставить его одного. Я не стал испытывать его терпение и удалился сразу, как только услышал его просьбу. Даже, когда я уходил, его лицо по-прежнему смотрело куда-то вдаль. Туда, где бушевала метель, и тонны снега падали на замерзшую планету, накрывая ее своим белым одеялом.
5.
Наступило утро. Очередное и обыденное, во всем этом огромном круговороте неутихающих и непрекращающихся военных конфликтов, дежурств, патрулей и боевых вылетов. Я уже потерял счет им, но тело, оно помнило все. Каждая мышца, каждый сантиметр моей кожи был пропитан памятью всех сражений, в которых мне довелось принимать участие. Они помнили их и непременно напоминали мне об этом каждый раз, когда утром я пытался быстро подняться с кровати. Ноги ломило так, что в первые минуты бодрствования они подкашивались и напоминали огромные куски пластилина, слепленные неумелым мастером и прикрепленные к тяжелому основанию. Руки были ватными. Еле сжимаясь, они были неспособны держать даже полотенце, которое всегда висело у моего изголовья на случай приступов или рвотных рефлексов, которые случались со мной во время продолжительного пребывания в закрытых помещениях. Все мое тело напоминало жалкое подобие того, что когда-то было способно проплывать огромные дистанции и держать неимоверные физические нагрузки. Теперь же это было в прошлом. Оно дряхлело, как все, что находилось внутри него. Каждое утро мне приходилось делать несложные физические упражнения, чтобы привести себя в норму, заставить тело работать как положено, а затем глотать десятки таблеток, чтобы оно, в конце концов, не убило меня очередным наркотическим приступом. Я превращался в огромный мешок, напичканный антибиотиками и медицинскими препаратами, порой, мне казалось, что по моим венам течет вовсе не кровь, а одна сплошная «шива», выжимавшая из меня все соки.