Изогнувшиеся фигуры рыбачков, облизанные ветрами валуны, краснеющий тонкими стволами тальник и склонившиеся гроздями листьев к воде березы — все это дополняло картину теплого летнего вечера, настраивало на непринужденный разговор, на словно нечаянные прикосновения плеч, пожатия рук, что вот-вот должно было разрешиться поцелуями, и они уже тянулись друг к дружке, обмирая сердцами в предчувствии неизведанной ими сладостной истомы истосковавшихся по ласке тел двух взрослых людей.
— Ты посмотри, Люба, какая здесь удивительно чистая и светлая вода, — говорил Михаил, увлекая подругу к высокому берегу. — Вот кажется, неглубоко, а плюхнись — и с ручками уйдешь под воду.
— Так часто в жизни бывает, когда кажется, ничего не произойдет страшного, если человек чего-то попробует, а попробовал и — затянуло в темный омут, и пропал невозвратно.
— Вот мы не встречались несколько лет, и каждый жил наособицу: что-то делал, ел, пил, спал, — говорил он через минуту. — Встретились, и уже нет сил терпеть даже только один день, чтобы не быть рядом. И зачем, во имя чего мы с тобой столько лет жили поврозь, почему раньше не поняли, что нам друг без друга никак не обойтись?
— Я об этом, Миша, не думаю. И не надо об этом думать — нам с тобой нашего счастья хватит. Хватит и времени, чтобы все у нас было. Давай простим друг друга за все и будем вместе.
— Мне нечего тебе прощать, я и тогда не думал о себе — больше о тебе. Я знал, что ты — чистая и тебя может обмануть всякий проходимец. Теперь — другое. Теперь ты — зрелая женщина и сама можешь во всем разобраться. Только, конечно, жаль столько потерянных лет.
— Не жалей, не надо. Мы — наверстаем. Мы все переживем. Ведь главное — любовь, и она пришла к нам еще тогда, только мы не успели ее разглядеть, не смогли понять, что это была наша с тобой главная весна, с которой в жизни все и начинается. Помнишь, перед тем как расстаться, ты мне читал свое стихотворение.
— И ты — запомнила?.. Я думал, что для тебя это не имело никакого значения.
И он, как бы собравшись с мыслями, начал читать:
Из планет соберу ожерелье,
Уезжая, тебе подарю.
И пустая домашняя келья
Заскучает по мне ввечеру.
Развели нас печальные дали,
Я сюда никогда не вернусь.
Мы друг другу далекими стали,
Только некому ставить в вину.
На стекло золотого заката
Кто-то алый рассыпал песок,
И во мраке цветущего сада
Солнца луч неслучайно издох…
— Я, Миша, все помню. И чем дальше мы уходили с тобой от той весны, тем лучше, острее или даже — больнее досаждала мне моя память. Потому и сказала тебе в нашу первую после разлуки встречу, что боюсь одного — проспать, потерять в повседневной сутолоке то единственное, главное, без чего не прожить. И теперь уже не потеряю.