— Когда пришел Трент, я подумала, что справлюсь с ним сама, — вдруг тихо сказала она. — Боялась, что ты услышишь мой крик, попытаешься помочь и… — Она торопилась и глотала слова, как случалось с ней всегда в минуты огорчения. — Я не хотела, чтобы вы столкнулись лицом к лицу, пока…
Он прильнул к ее рту и заставил замолчать. Ее губы оказались такими нежными и шелковистыми. Клейтон невольно нагнул голову… и едва не вскрикнул.
— Что?! — отпрянула Хоуп. Затем она ахнула и села. — Ох, Клей, у тебя опять кровь! — Перегнувшись через него, она потянулась к лежавшему на тумбочке платку и перед глазами Клейтона закачались две самые прекрасные груди на свете. То, что они были прикрыты платьем, ничего не меняло: когда дело касалось Хоуп, его зрение превращалось в рентген. Или в этом было виновато воображение? — Вот, — сказала она, прижимая край платка к его рту. — Очень больно?
Он приподнял бровь и криво улыбнулся.
— Да, но не там, где ты думаешь.
Взгляд Хоуп стал таким растерянным, что он волей-неволей рассмеялся, рискуя еще сильнее разбередить рану на губе.
— Ты милая, — сказал он. И добавил про себя: абсолютно невинная и поразительно наивная. Как, почему? У Хоуп было умопомрачительно чувственное тело, но держалась она удивительно просто и безыскусно.
Клейтон представил, какой пылкой и страстной становится эта неискушенная женщина в постели, и от всего сердца пожалел, что ничего не помнит.
Склонившись над ним, Хоуп не сводила взгляда с его губ… и, казалось, ждала каких-то слов.
— Ты целовал меня, — изумленно и мечтательно сказала она.
Слейтер понял, что Хоуп ждет новых поцелуев, и едва не рассмеялся вновь. Неужели он когда-нибудь научится понимать ее? Он придвинулся ближе, готовый выполнить ее желание, но помешала Молли. Она вскочила на кровать, аккуратно переступила через ноги Хоуп и плюхнулась прямо к нему на грудь.
У Слейтера потемнело в глазах. Он судорожно втянул в себя воздух, но это не помогло: грудь пронзила тысяча раскаленных игл.
Он смутно слышал тревожный крик Хоуп, прогонявшей собаку, ощущал прикосновение нежных рук к своим плечам, но прошло немало времени, прежде чем Клейтон заморгал и увидел перед собой ее взволнованное лицо.
— Хоуп, — хрипло выдавил он, держась за горевшие огнем ребра. — Родная, я должен сказать тебе… кажется, я не люблю собак.
Она пригладила его волосы и что-то сочувственно пробормотала. А затем, к неудовольствию Клейтона, встала с кровати, взяла его за запястье и стала измерять ему пульс. Слейтер не мог пошевелиться от боли и лежал послушно, но, когда Хоуп потянулась к повязке на ребрах, он остановил ее: