Какое-то время они лежали на кровати, молча глядя друг другу в глаза.
– Это было… быстро, – тихо сказал Антонио.
Быстро? Нет. Антонио, должно быть, полагал, что унизил Каро тем, как взял ее, но никогда еще подчинение не было для нее столь сладостным.
– Все было так, как я хотела.
– В следующий раз попробуем медленнее.
– В следующий раз?
– Да. Или в следующие пять раз. – Его ладони легли ей на груди, принялись ласкать их.
Каро закрыла глаза, ожидая, что он возьмет ее снова.
Они заказали ужин, и официанту в белом пиджаке приходилось смущенно отводить глаза, чтобы не смотреть на кровать, пребывавшую в полнейшем беспорядке, и даму в банном халате. Едва выйдя из комнаты, он сразу побежал к телефонистке, своей приятельнице.
– Они здесь, – сообщил он, когда соединение было установлено.
Завершив разговор, официант заговорщически подмигнул телефонистке. Они оба получат за это отличные чаевые.
Прошло около часа, прежде чем суматоха в церкви улеглась и большинство гостей ушли. Многие остались на площади перед храмом, чтобы обсудить случившееся, но и оттуда люди вскоре разошлись. Поговорить о произошедшем можно будет и позже, насладиться чудесной сплетней – за ужином, на бридже с приятельницами, у парикмахера. Можно будет похвастаться своим присутствием при этом знаменательном событии. Историй хватит на целый месяц. Одно такое происшествие стоило десяти.
Донья Виктория сохраняла видимость спокойствия, хотя на самом деле готова была взорваться.
Она угрожала Фелипе да Сильва обвинениями в клевете и сразу же обратилась к знакомому судье, пришедшему на свадьбу:
– Арестуйте этого человека! – Она указала на Фелипе.
– У меня нет таких полномочий, донья Виктория. – Судья покачал головой.
Вскоре он ушел домой. Он не хотел оказаться втянутым в конфликт, который его не касался. Его жена потом еще неделю будет пилить его за столь ранний уход: она сочтет, что ее муж упустил свой шанс проследить за происходящим.
– Лучше прикажите арестовать вашего будущего зятя, tia Виктория, – заявил Фелипе, чем вызвал поток ругани со всех сторон.
Вскоре и он ушел: настроения в зале стали опасными, а Фелипе не хотел, чтобы его линчевали. Хотя он и не представлял себе, что люди могут на кого-то наброситься в церкви, а епископ показался ему человеком разумным и достаточно авторитетным, чтобы сдержать толпу, но рисковать не хотелось. В тот момент, когда все смотрели на Энрике, Фелипе спокойно вышел из церкви, гордый тем, что совершил.
Энрике был на пределе. Он дрожал всем телом и не мог отвечать на сыпавшиеся на его голову вопросы. Он лишь молчал и умоляюще смотрел на окружающих. В какой-то момент ему стало дурно. Энрике сел на ступени перед алтарем и опустил голову на руки. Он так и знал. Он всегда был убежден в том, что рано или поздно кара за совершенное преступление настигнет его. И кара была суровой, но справедливой: преступление вскрылось на свадьбе – Господи, в церкви! Как бы то ни было, он действительно совершил преступление. Но почему же еще более суровая кара не обрушилась на